Хорошие дома на Пи имели сокращалки до многих городов, находящихся в разных уголках промежуточного уровня. Это было очень удобно. Ты мог работать в одном городе, обедать за тысячу километров от него, а вечером гулять по морскому побережью, до которого ехать своим ходом было бы не меньше недели. Всего– то и требовалось – выйти через нужную дверь.

Ния и Дюшка решили построить дом в недорогой местности и сделать к нему пока только одну сокращалку – до У-У. А если нужно отправиться еще куда– нибудь, то пользоваться общественными сокращалками. Зато сам дом они надумали построить с размахом. Все внешние стены Клюшкин решил украсить мозаикой. Со временем, когда вырастет, Клюшкин собирался открыть мастерскую художественной мозаики. И студию мозаики. И еще кучу всего. А пока он продолжал писать книгу и придумывать, какой будет их дом.

Кое-какие части мозаики Клюшкину не терпелось начать собирать прямо сейчас. Делать это в гостинице было бы невозможно, даже несмотря на то, что Дюшка давно уже переселился из маленького «Улиная» в фешенебельный «Пармезан», поближе к сокращалке, которая вела в Мебиклейн к дому Ниоко (она все еще жила в небоскребе, в квартире Леви Лено).

Это было не очень удобно. Все-таки Ния и Дюшка были уже совершеннолетние, им хотелось жить вместе. Увы, но условием Леви Лено было: в квартире должен жить один человек, женского пола. Онн Ниоко был обалденный, но не очень удобный в смысле сокращалок. Его можно было использовать скорее как отменную дачу с выходами и на море, и в горы, и в лес.

И тут пришла помощь в лице Лещщи Мымбе. Она собралась ложиться в клинику на омолаживание, после чего начать новую жизнь.

– Свет вам с Нией в спину! Завтра я отчаливаю! – торжественно объявила она, позвонив поздно вечером. – Теперь твой Онн переходит в твое полное распоряжение!

– Ух… Ох… Спасибо… А может… Если… – Клюшкин от неожиданности даже не знал, что сказать. – А мы еще увидимся?

– Несомненно, мой мальчик! Ну, пока! Аккуратнее с лошадками, за них я немного переживаю. Ну, а с остальным вы справитесь!

И Лещща отключилась.

Дюшка притащил в «Пармезан» несколько больших сумок и стал складывать в них свои вещи. Тряпичный негритенок тоже перекочевал в сумку.

Дюшка был счастлив на Пи, полон грандиозных планов и светлых идей. Ему не доставляло никакого удовольствия вспоминать прошлое, даже автобиографическая книга, которую от него ждали, из-за этого продвигалась медленно. Прошлое отодвигалось от Дюшки легко и стремительно. Сейчас негритенок не вызвал в Дюшке почти никаких эмоций, ни плохих, ни хороших. Дима Чахлык и его превращение в куклу – это было из отодвинутого Дюшкиного прошлого. Дюшка не забыл о том, что было в прошлом, но переживать из-за него он больше не собирался. Да, Дима стал куклой. Да, это ужасный конец. Но ведь Дюшка в нем нисколько не виноват. И потом, разве может Дюшка что-нибудь изменить? Нет.

Клюшкин переложил негритенка в сумку и придавил сверху стопкой своих сорочек. И переехал бы Дима второй раз в новый дом таким неинтересным способом, если бы сумка оказалась достаточно вместительная. Но сумка не закрылась. Дюшка вытащил негритенка и придавил сорочки. Сумка закрылась. Дюшка взял негритенка и сунул его в боковой карман сумки. Ноги и туловище поместились, голова нет. Дюшка попытался запихнуть куклу целиком, немного согнув ей голову. И вдруг ему стало нехорошо. На шее негритенка Дюшка увидел шрам. Ровный, бурый, глубокий. Дюшка мог бы голову дать на отсечение, что раньше этого шрама у куклы не было. Он голову мог бы дать… Голову… Дюшку прошибло холодным потом.

Диме Чахлыку кто-то отрубил голову, пока он лежал в шкафу на полке! А потом эта голова срослась неведомым образом.

Андрей Клюшкин почему-то не сразу сообразил, что он теперь – мутангел и может посмотреть на куклёнка по-мутангельски, тем взглядом, которым видишь знаки навигатора под ногами или мутонити, которые тянутся у тебя из ладоней, когда ты прокладываешь новую сокращалку или работаешь в беоне. Но потом все-таки он сообразил и посмотрел. От увиденного ему стало совсем плохо.

Дюшка не знал, сколько времени он просидел неподвижно, держа в руках тряпичного Диму. Вернул его к действительности звонок Ниоко.

– Ты чего трубку не отзываешься?

– Вещи собираю. Не услышал.

По тону Дюшки Ниоко моментально просекла, что что-то произошло. Клюшкину с большим трудом удалось убедить Нию, что все в полном порядке. Второе свое путешествие по промежуточному уровню Пи Дима проделал за пазухой у Клюшкина.

Три или четыре дня Дюшка ходил сам не свой. Ниоко он врал, что у него никак не получается придумать эскиз фасадной мозаики. Врать получалось плохо. Однажды Ния застала Клюшкина с негритенком в руках. Он сидел, полностью ушедший в свои мысли, и вертел в руках Диму.

– Дюшка, ау!

Клюшкин от неожиданности даже уронил куклу. Ниоко подняла Чахлыка, отряхнула от пыли.

– Это я в твоих игрушках нашел, – для чего-то попытался оправдаться Дюшка.

Ние постоянно дарили мишек, зайчиков, зеленых человечков и прочую дребедень. Негритенок со шрамами на руке и шее вполне мог валяться среди сотни других таких же сувениров. Ния равнодушно положила негритенка рядом с Дюшкой:

– Я не об этом. Что с тобой происходит в последнее время?

– Ничего.

– Врешь.

– Не вру. Просто я никак не могу нарисовать эскиз к мозаике.

– Ага, рассказывай! Если бы дело было в эскизе, то ты бы сейчас сидел за столом с листом бумаги. Или за мольбертом с красками. Или в камнях своих копался бы. А ты сидишь с подарком от какого-то моего поклонника, которого я даже не помню, и ревнуешь меня к нему. Что я, не понимаю, что ли?

Клюшкин молчал. Он мог схватиться за неожиданно предложенную версию. Это так удобно! Тогда не придется объяснять, что у ангелов была притча о мальчике, который… Но если притча – правда, тогда тем более ни в коем случае нельзя говорить Ние о своих подозрениях! Надо молчать, молчать во что бы то ни стало. Дюшка стал подумывать, а не устроить ли, действительно, такую небольшую сцену ревности? Тогда будет легче умолчать о самом главном и сберечь свое счастье.

Ния сказала:

– Хорошо. Если ты хочешь, я перестану петь. Тогда у меня не будет поклонников, никто не будет делать мне подарки, и ты не будешь переживать. Хочешь?

– Нет, нет, ты что! Глупости какие! Я вовсе и не думал. И не ревновал. И вообще…

– Ага. А чего ты пялишься тогда на эту игрушку уже второй час?

Спасительные объяснения иногда приходят в голову очень вовремя.

– На центральной мозаике я хотел сделать что– нибудь особенное. Тут мне попалась эта кукла. И напомнила о детстве. О чем еще могут напомнить игрушки? Но детство – это моя мама, твоя мама, мои сестренки. Их всех ведь уже нет, понимаешь? И папы нет, и деда, и даже нашей училки по оперативному хрюканью. А это очень печально.