Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По масштабам и громадности последствий столыпинская аграрная реформа далеко выходила за рамки сугубо сельскохозяйственной сферы, так или иначе затрагивая важнейшие стороны жизни как минимум 75 % населения страны, тем самым воздействуя не только на экономическую составляющую модернизации, но также на психологическую, культурную, социально-юридическую и др.
Накануне Первой мировой войны австрийский ученый-аграрник А. Прейер писал: «Великие реформы, коренным образом изменяющие все основы важных государственных отраслей в области материальных или личных отношений, обыкновенно предпринимаются после огромных внешних потрясений. Таким же путем и по той же причине осуществляется перед нами в России переворот в земельном строе… семь лет прошло уже с начала земельной реформы. Из осторожного и неуверенного начинания она разрослась до таких размеров, что предстала перед нами как предприятие первостепенного значения для русского народного хозяйства».
Либералы и левые крайне остро реагировали на успехи реформы, подрывающей основы их бунтарского сопротивления. Петр Струве писал: «Как бы ни относиться к аграрной политике Столыпина – можно ее принимать как величайшее зло, можно ее благословлять как благодетельную хирургическую операцию, – этой политикой он совершил огромный сдвиг в русской жизни. И – сдвиг поистине революционный и по существу, и формально. Ибо не может быть никакого сомнения, что с аграрной реформой, ликвидировавшей общину, по значению в экономическом развитии России в один ряд могут быть поставлены лишь освобождение крестьян и проведение железных дорог».
Ленин в статье «Новая аграрная политика» в газете «Пролетарий» от 19 февраля 1908 года с грустью признается в капитулянских наклонностях: «Окончательный переход правительства царя, помещиков и крупной буржуазии (октябристов) на сторону новой аграрной политики имеет огромное историческое значение. Судьбы буржуазной революции в России, – не только настоящей революции, но и возможных в дальнейшем демократических революций, – зависят больше всего от успеха или неуспеха этой политики… И вот правительство контрреволюции поняло это положение. Столыпин правильно осознал дело: без ломки старого землевладения нельзя обеспечить хозяйственного развития России. Столыпин и помещики вступили смело на революционный путь, ломая самым беспощадным образом старые порядки, отдавая всецело на поток и разграбление помещикам и кулакам крестьянские массы… Что, если столыпинская политика продержится действительно долго… Тогда добросовестные марксисты прямо и открыто выкинут вовсе всякую „аграрную программу“… ибо после решения аграрного вопроса в столыпинском духе никакой иной революции, способной изменить серьезно экономические условия жизни крестьянских масс, быть не может».
Вперед на легком тормозе
Однако главные результаты реформы реально начали сказываться, уже когда сам реформатор лежал в киевской могиле. А до этого он еще несколько лет с переменным успехом бился за осуществление своих, не менее важных для страны задумок. Как правило, все они буксовали на стадиях либо Думы, либо Госсовета, либо Царского Села.
Реальных результатов удалось добиться, пожалуй, лишь в проведении школьной реформы, утвержденной законом от 3 мая 1908 года. В ее рамках предполагалось ввести обязательное начальное бесплатное обучение для детей с 8 до 12 лет. С 1908 по 1914 год бюджет народного образования удалось увеличить втрое (с 45,9 до 97,6 млн рублей). В России было открыто 50 тысяч новых школ. Расходы на высшее образование увеличились с 6,9 до 7,5 млн рублей. В 1909 году в Саратове был открыт университет.
Милюков подчеркивал: «Уже в 1908 году сверх сметы Дума ассигновала на народные школы больше 8 млн, столько же в 1909 году и 10 млн в 1910 году. Смета министерства народного просвещения за пять лет существования 3-й Думы была удвоена. В 1910 году был внесен – и в 1911 году принят большинством октябристов и оппозиции – законопроект о введении всеобщего обучения, которое до тех пор введено было только в нескольких уездах России стараниями наиболее передовых земств. В начале 1911 года, вопреки возражениям министра финансов, тем же большинством был принят и финансовый план всеобщего обучения. Каждый год, в течение 10 лет, к смете должно было прибавляться по 10 млн, и к началу 1920-х годов материальная база для достижения всеобщей грамотности должна была быть готова». Заметим, что Столыпин ставил третьим условием модернизации страны (помимо аграрной реформы и развития промышленности) достижение всеобщей грамотности в объеме обязательной для всех четырехлетней начальной школы.
По данным историка Николая Селищева, «в 1911 году в России насчитывалось уже свыше 100 тысяч начальных школ, из них почти 60 тысяч принадлежало Министерству народного просвещения, а 34 тысячи были церковно-приходскими, причем во всех этих школах обучалось 6 млн человек. В 1911 году в церковно-приходских школах прошло обучение около 1,5 млн человек. Долгие десятилетия о церковных школах даже не упоминалось, тогда как именно они сыграли огромную роль в распространении образования среди малоимущих слоев населения и по преимуществу в сельской местности. В 1908 году в церковных школах работало – в подавляющем большинстве случаев бесплатно – более 40 тысяч законоучителей, в том числе – 32 тысячи священников. Преподавались и общеобразовательные предметы, и здесь учителями часто также были священники, диаконы, псаломщики. Общие расходы на церковные школы в 1907 году составили 16,7 млн рублей – эта сумма складывалась из средств Синода и епархий».
Крупнейший российский книгоиздатель Иван Сытин (выпускал многотомную «Военную энциклопедию», «Всеобщий календарь», множество копеечных изданий для широких масс народа) вспоминал, как встречался со Столыпиным в 1911 году. Премьер пригласил его к себе и предложил работать сообща. «„Давайте вместе работать, – сказал Столыпин, – дадим мужику хорошую народную библиотеку: серию книг по сельскому хозяйству, по ремеслам и вообще по всем кустарным мастерствам… Я нахожу, что давно пора устраивать в деревнях специальные избы-читальни с необходимыми научными пособиями, с показательными станками и орудиями обработки. В этом отношении мы очень отстали“.
Признаюсь, эти слова сурового министра, которого вся наша печать рисовала чуть ли не временщиком, поставленным в сословных интересах дворянства, показались