– Считай, парень, считай, –согласился собеседник, отходя к своему «Мерседесу». – Раз, два, три…

– Елочка, гори! – буркнулМаксим. – Эх, плохи дела… да где наша не пропадала. Давай-ка подберемсяпоближе, поглядим, что там и как.

Он проворно съехал на обочину и завилял покрутому склону, подбираясь к оцеплению.

Кира смотрела вперед круглыми от страхаглазами. Склон автострады был не просто крутой, но очень крутой, и она не моглапонять, каким чудом «Москвич» еще удерживается на нем, словно паук, ползущий постене.

– Не дрейфь, – пробормоталМаксим, – прорвемся!

Ан нет, не прорвались. Только-только Максимнамерился совершить гонку по вовсе уж вертикальной стене, минуя оцепление, каксверху засигналил регулировщик, замахал жезлом, и пришлось, натужно ревямотором, выбираться на дорогу.

Как ни странно, милиционер не стал цепляться кМаксиму: только погрозил кулаком и снова уставился туда, куда смотрели всевокруг.

Посреди дороги, почти перегораживая ее, стоял«КамАз» с прицепом, а возле мотора притулился темноволосый парень с безумноблестящими глазами. Одежда на нем была мокрая, а радужные пятна на асфальтеудостоверяли, что он и впрямь облился не водой. Неподалеку стоял фургончик«Скорой помощи», возле которого прямо на земле сидел доктор с измученным лицом.Иногда он спохватывался и начинал бормотать что-то вроде:

– Одумайтесь, гражданин! Жизньпрекрасна! – однако его сорванный голос был почти не слышен.

Столь же безнадежный вид имели милиционеры иомоновцы, мельтешившие вокруг. Максим подошел к одному, к другому, повернулся кКире – и ее поразило трагическое выражение его лица. Таким она никогда невидела Максима! Похоже было, будто зрелище полусумасшедшего, отчаявшегосячеловека чем-то особенно задело его, тронуло сердце.

Кира перевела испуганный взгляд на самоубийцу.Бедняга! Это что же нужно испытать, чтобы дойти до такого!

И вдруг…

– А, пропади все пропадом! –раздался истошный крик. – Пропади! Провались все на свете! Будь всепроклято!

Кира так и подскочила, глядя на какого-томужчину, который прорвался сквозь оцепление и теперь бежал к «КамАЗу». С силой,порожденной отчаянием, он вздымал над собой, будто перышко, канистру, изкоторой на него щедро лился бензин.

Что-то знакомое почудилось Кире в очертанияхэтой стройной высокой фигуры. Потом она узнала светловолосую голову, помятуюзеленую майку… и с воплем выскочила из машины. Ринулась было вперед, однакостоящий рядом омоновец поймал ее за руку и внушительно сказал:

– Тиха!

– Максим!.. – простонала Кира, нотут ноги подкосились, и она повисла на омоновце, с ужасом глядя на дорогу.

Максим подскочил к ошарашенному дальнобойщикуи, отшвырнув канистру, ударил себя в грудь:

– Браток! Браток, жги меня тоже! Черт сней, с жизнью… Сгори оно все огнем!

– Да ты сдурел? – испуганно спросилсамоубийца, явно не ожидавший, что у него вдруг появится товарищ по несчастью,да еще такой решительный.

– Cдуреешь тут! – рыдающим голосомвыкрикнул Максим. – От тебя вон жена ушла один раз, а от меня чуть не каждуюночь уходит! Со всем Домом творчества писателей, тварь, переспала, а все малоей! К нам в хату весь Коктебель ходит, как в бордель!

– И ты ее, стерву, не убил послеэтого?! – возопил потрясенный самоубийца. – Да я бы за один толькораз… вот этими вот руками…

– Ладно врать! – рявкнулМаксим. – Ты вон здесь жизнь свою молодую гробишь, а она где? Где еемертвый труп? Убил бы! Как же! Себя-то ты убьешь, а она небось с другим в этовремя валяется! Давай, включай горелку, покончим с этим!

– Она не такая! – взревелдальнобойщик, не обратив никакого внимания на просьбу Максима. – Она уменя… она… Правильно сделала, что ушла от меня, дурака! Другие мужикиколотятся, чтоб денег зашибить, а я все причитал, что издательство нашерухнуло, козл я несчастный!

– Правда что козл, – озадаченносказал Максим. – Какое издательство?

– Волго-Вятское книжное, – прорыдалдальнобойщик. – Я там редактором работал. А баранку крутил просто как все.Грузовик только в армии водил. И вот, когда Люда ушла, я и подался в шоферюги.Думаю, приеду с мешком денег, высыплю их на нее… Смотри, мол, кого ты покинула!Во – баксы!

– Пиастры! Пиастры! – прокаркалМаксим голосом Джон-Сильверова попугая и по-дружески осведомился: – Мешок-топриготовил?

– Чего? – полными слез глазамивытаращился на него страдалец. – Какой мешок?

– Для денег! – подмигнулМаксим. – Документы на машину и накладные ты прихватить забыл, а мешок?

– Это тот гад, хозяин, мне документы недал! – обиделся самоубийца.

– Ну да – ты просил, а он как девочка: недам, не дам! – кивнул Максим. – Понимаю…

– Да нет, я не просил, – понурилсядальнобойщик. – Я сам про них забыл, козл…

– Козл! Козл! – Прокаркал Максим,подражая все тому же попугаю. – Ну, давай, зажигай свечку, что ли, сколькоя тут с тобой еще болтать буду? Погорим, как тот Петя-тракторист… Прокати нас,Петруша, на тракторе, до околицы нас прокати! – заорал он вдруг дурнымголосом.

– Погоди! – растерянно сказалдальнобойщик. – Я что, получается, сам дурак?

– Дур-рак! Дур-рак! – охотнопрокаркал Максим. – Ну? Жги! Батареи просят огня!

– Иди ты! – вызверился бывшийредактор, швыряя в него зажигалку. – Огня! Надо тебе – сам жгись, а я небуду. Что с возу упало – не вырубишь топором! Сейчас вернусь в Нижний – набьюморду своему кретинскому боссу, потом поеду к теще: жену оттуда за косувытащу! – И он темпераментно кинулся в кабину.

Тем временем Максим осторожно поболталзажигалкой возле уха, понюхал ее…

– Эй, друг-редактор! – крикнулон. – У тебя бачок как, пустой?

– Почему это? – в очередной разобиделся бывший самоубийца. – Я заправлялся недавно.

– Что ж ты, козл, зажигалочку заодно незаправил? – сокрушенно спросил Максим. – Она ведь у тебя сухая, какучкудук – три колодца. Чем мне теперь сжигаться прикажешь? Я ведь не курю, уменя даже спичек нет!

– Плюнь ты на это дело, плюнь! –раздался из кабины жизнерадостный голос – и «КамАЗ» запыхтел, разворачиваясь.