– Далеко не уедет, – проворчаломоновец, все еще державший Киру за руку, и, поймав ее растерянный взгляд,пояснил: – За организацию ДТП его сейчас таким штрафом обложат, что он живо вштаны…

Проглотив в последнюю минуту язык, он с ужасомвытаращился на Киру, потом дико покраснел и, отбросив ее руку, словнообжегшись, ринулся в толпу других омоновцев и милиционеров, собравшихся вокругМаксима.

Врач «Скорой» суетился тут же со шприцем водной руке и мензуркой, наполненной какой-то темной жидкостью, в другой.

Подъехала пожарная машина. На ее бокуотвинтили кран, и Максим прямо в одежде сунулся под струю воды. Вокругхохотали…

Кира отвернулась.

За ее спиной ревели моторы – пробка радостнорассасывалась. Скоро можно будет ехать дальше.

Она поискала взглядом и нашла «Москвич» не накраешке шоссе, где он стоял прежде, а на обочине, под деревьями. А, понятно:наверное, кто-то из омоновцев отогнал его туда, чтобы дать проезд пожарным.

Спустилась к машине и, открыв заднюю дверцу,забралась внутрь. Достала из рюкзачка кофту и, завернувшись, легла на сиденье,поджав ноги, лицом к спинке.

Зажмурилась. Ее так трясло, что зубы стучали.Стиснула их изо всех сил, еще крепче поджала колени к груди.

Не думать. Только ни о чем не думать!

Но думалось…

Точеная фигура. Гладкие, будто лакированные,черные волосы. Косая челка над веселыми черными глазами. Безупречно красивыечерты. Милый голосок.

Саша Исаева. Александра Викторовна. Шурочка…Писательница, детективщица.

Значит, это все-таки была она. Получается, ееинтересы не ограничивались Домом творчества писателей: стоило мужу шагнуть запорог, как его распутная женушка в поисках приключений оказалась вкоктебельском «обезьяннике». Странно, что в женском отделении, однако ктознает, какие у нее там пристрастия, у этой куколки?

А вот Максим, наверное, знает о ней все. Иначеон бы не…

– А, вот ты где! – раздалсяоживленный голос. – А я тебя потерял. Кира, ты что?.. Ну, чао, ребята, непоминайте лихом! – Это адресовалось уже кому-то другому. – Ладно,ладно, на моем месте каждый советский человек поступил бы так же! Все, езжайте,я по-быстрому переоденусь, а то меня в этом мокром лихоманка прохватит.

Стукнула крышка багажника, – очевидно,Максим доставал чемодан. Потом опять. Потом – дверца: Максим заглянул в машину.

– Кира, ты спишь? – раздался егошепот.

Она не шелохнулась. Только когда ощутила егоруку на своем плече, невольно вздрогнула – и снова замерла, изо всех силстискивая пальцы.

– Кира, Кира, – он потянул ее заплечо, – да что с тобой?

Кира напряглась всем телом, упираясь, но рукиу него были слишком сильные: хватило одного рывка, чтобы заставить ееповернуться и сесть.

Кира открыла глаза, но тотчас вновьзажмурилась и отвернулась. Однако продолжала видеть его встревоженный взгляд,побледневшее лицо, бело-голубую джинсовую рубашку, распахнутую на гладкойзагорелой груди. Она даже успела увидеть, что он без брюк, и теперь передзакрытыми глазами маячили эти узкие бедра, туго обтянутые мокрыми плавками.

– Да что ты отворачиваешься? –яростным шепотом спросил он. – Ничего не понимаю! Скажи хоть что-нибудь!

Губы запрыгали так, что Кира вынуждена былаприжать их ладонью.

О нет, говорить нельзя. Потому что сейчас онаспособна промолвить лишь три слова… Но лучше умереть, чем произнести их. Лучшеумереть, чем признаться в этом даже себе! Но что толку цепляться за обломкигордости? Она сбита с ног, обессилена, обезоружена своим страшным открытием…да, куда страшнее всех Кириных приключений оказалось вдруг обнаружить это!

Зачем, почему, как это случилось? А какслучалось со времен сотворения мира? Не спрашивая разрешения. Наплевав на всезаветы и принципы, ограждающие душу надежным частоколом, враз растопив лед,заботливо намороженный в сердце.

Когда?! Да, наверное, сразу. С первоговзгляда. Только причину своей маеты Кира поняла поздно. Когда увидела, как он,обливая себя бензином, кричит о безнадежно исчезнувшем счастье. Когда поняла,что не существует для него. Что у него есть другая… а у нее, у Киры, –только он. Он один.

Чужой муж.

– Кира! Да Кира же! – Он тряс ее изовсех сил, так, что голова с зажмуренными глазами и мучительно стиснутым ртоммоталась из стороны в сторону. – Я напугал тебя, что ли? Это ты из-заменя? Да?!.

Резко прижал ее к себе, обхватил что было сил,забормотал:

– Да ты что? Да это ерунда. Надо же былочто-то делать, ну я и… сам не помню, чего я ему кричал. Я-то думал, человекпогибает, а он просто идиот. Я, значит, тоже идиот. Ну, успокойся. Ну, простименя, дурака такого! – Он еще крепче стиснул объятия: – Ну я же не знал,что ты… что тебя это…

Он резко перевел дыхание – и умолк, прижавшисьщекой к Кириной щеке, ничего больше не говоря, только легонько коснувшись еелица краешком губ. И этого оказалось более чем достаточно…

Все силы кончились, все оковы рухнули.Вцепившись в Максима, Кира самозабвенно рыдала, уткнувшись в его грудь и толькоиногда начиная лихорадочно гладить его плечи и спину, чтобы убедиться, что онздесь, никуда не делся… никуда от нее не денется. Никогда…

Он что-то быстро шептал, уткнувшись губами ейв висок, но сквозь грохот крови в ушах и свои безудержные всхлипывания она немогла различить ни звука. Потом вдруг Кира поняла, что ничего он не шепчет, апросто целует ее. Губы Максима ласкали ее волосы, лоб, плачущие глаза, мокрыещеки… нашли рот – и припали к нему в отнимающем дыхание, слепящем поцелуе.

– Я тебя люблю, – выдохнула она вэти горячие губы.

– Да… да…

Руки его сильно сжали ей плечи, потом стиснулигрудь. Потом Кира услышала треск рвущейся материи – и в ту же минуту ощутилаприкосновение его гладкой, горячей кожи к своей обнажившейся груди. А бедра егопод мокрыми плавками оказались холодными, и Кира грела, грела их всем жаромсвоего пылающего тела, пока дыхание ее вдруг не пресеклось, с губ не сорвалсястон, не распахнулись изумленно глаза – и тут же медленно закрылись, не в силахвыдержать засиявшего взгляда Максима.

* * *

Ее разбудил звонок, и Кира машинально закинуларуку за голову, где на ночном столике стояли и телефон, и будильник, не в силахспросонок понять, что именно звенит. И вздрогнула, услышав приглушенный голос:

– Cлушаю.

Это голос Максима!