Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пальцы Гарри скользят по браслету, скрывающему его слова, лаская его. Гарри очень надеялся, что с ним ничего подобного не случится — он не знает, выдержит ли он это. С детства он цеплялся за эти слова. Если бы тот, кто сказал их, отверг его, это полностью сломило бы его. Видеть, как глаза, в которых должно быть только восхищение и нежные чувства, смотрят на него с ненавистью, или отвращением, или страхом, или разочарованием… Но кто может любить урода?
Или, может быть, это он будет тем, кто уйдет от своей родственной души?
Но нет, если уж на то пошло, если он возненавидит свою вторую половинку, Гарри просто не покажет ей своих слов. Они его, а не родственной души. Его и только его. Он просто будет известен как тот странный парень, у которого нет родственной души, если его родственная душа ему не понравится, и его слова останутся только с ним.
Не зная, что он прерывает размышления Гарри, профессор Люпин выражает заинтересованность в личном знакомстве с Гарри. Гарри вежливо уклоняется, говоря, что у других студентов может сложиться неправильное впечатление, если он придет к профессору в одиночку, мысленно при этом недоумевая, почему профессор просто не навестил его несколько лет назад. В конце концов, профессор Люпин, видимо, хороший друг директора, который единственный знал, где живёт Гарри.
Профессор немного смеется, не обращая внимания на вторую часть ответа Гарри.
— Да, дети жестоки, не так ли?
Мысленно Гарри не соглашается с этим. Дети невинны во всей своей подлости, на самом деле они не так жестоки, как могли бы быть, часто не подозревая об истинной боли, которую они причиняют. Взрослые, тем не менее, порочны так, как не могут быть порочны дети, у них больше возможностей и знаний, и, что наиболее важно, они делятся на три категории: одни не могут видеть боль, которую они причиняют невинным людям, другие точно знают, какую боль они причиняют, третьи умышленно слепы. Они не видят, как крошечные кусочки падают и разрушаются огромными жерновами машины, которой является общество и их ожидания, они видят только то, что хотят видеть, или радуются падению. Если бы это было не так, Гарри забрали бы из семьи Дурслей, когда он рассказал в школе, что его родители были никчемными алкоголиками, а его мать распутничала, чтобы его отец мог получить следующую дозу, и что их звали Урод и Сука, вместо того, чтобы наказывать за такие слова. В итоге его отругали за плохие слова, затем последовал телефонный звонок и избиение, когда он вернулся домой.
За пределами своих мыслей Гарри фиксирует на лице вежливую улыбку и не говорит ни слова.
Это последний раз, когда профессор вызывает его к себе в кабинет.
***
Это занимает почти месяц. Однако незадолго до Самайна Гарри это наконец-то удается.
— Миртл! — приветствует он призрака от самой двери. — Я привел к тебе гостей!
— Гостей? Ко мне?
Глаза Миртл, и без того огромные под очками, становятся еще больше. Ей так любопытно, что она вылетает на улицу и видит Оливию.
— Что? Как? Ты действительно…? — запинается она, медленно приближаясь к Оливии.
У женщины слезы в темных глазах. Благодаря медленному старению из-за волшебства она выглядит на тридцать, а не на пятьдесят, поэтому ее кожа без морщин, но загорелая на солнце. Ее волосы спрятаны под платком.
— Это действительно я, Миртл.
В то время как женщина и девушка обнимаются так сильно, как призрак и живой человек только могут, Гарри улыбается женщине позади Оливии, примерно на шестнадцать лет моложе нее, с великолепными карими глазами и широкой улыбкой, из-за которой видны белые, хотя и немного кривые зубы. Зоя — вторая родственная душа Оливии. Гарри узнал о них только после того, как написал Оливии письмо, и отправил с ним Хедвиг, попросив дождаться ответа, и оставаться там подольше, если ей скучно в Хогвартсе, — приказ, который она с радостью выполнила после того, как потребовала чрезмерно восторженных и благодарных объятий. Она обнаружила Оливию в Аравии, где она жила со своей второй половинкой. Если две родственные души не завершают свою связь и одна умирает до того, как они это сделают, другая родственная душа занимает её место. Новые слова родственных душ написаны на правом запястье обоих партнёров, чтобы снизить вероятность того, что они точно воспользуются своим вторым шансом на связь. То, как эта вторая метка души влияет на душевную связь, весьма спорно. Некоторые считают, что вторая родственная связь более слабая. Другие утверждают, что эта связь сильнее и держит две половинки крепче, опасаясь, что её снова разорвут. Другая группа исследователей утверждает, что разницы нет вообще. Но верно то, что каждый, чья родственная душа умирает до завершения связи, получает вместо нее другую метку души, поэтому Гарри не должен был удивляться, узнав, что Оливия не одна.
— Миртл, я хочу, чтобы ты познакомилась… О Боже — Оливия делает глубокий вдох — Я хотела прийти одна, правда хотела, но Гарри настоял на том, что ты бы хотела с ней встретиться, — она протягивает Зое руку и притягивает ее к себе — Это моя родственная душа, Зоя.
События могут пойти по двум путям, Гарри понимает это. Либо Миртл заплачет и начнёт оплакивать свою судьбу, либо она достаточно пережила Оливию, чтобы порадоваться за нее.
Происходит последнее. Миртл улыбается, смеется, делает комплименты Зое и хочет знать все о том, как они познакомились, как они живут сейчас и планируют ли заводить детей.
Пока Оливия и Зоя описывают путешествия Оливии по Африке и Азии, показывают элегантные арабские письмена на правом запястье и начинают рассказывать о маленькой девочке-магглорожденной, которую они удочерили, Миртл с энтузиазмом кивает и задает тысячи вопросов, Гарри улыбается и оставляет их наедине.
Несколько часов спустя Миртл нарушает свое правило никогда больше не покидать свой туалет и идет к Гарри, снова и снова благодаря его, и плачет жемчужными прозрачными слезами.
***
На Имболк Гарри идет к домовым эльфам и занимает немного места на их кухне. Он печет и печет печенье горками. Когда он замешивает тесто, его мысли сосредотачиваются