Анна Геннадьевна подобралась, как кошка перед прыжком, и не спускала глаз с вошедшего – сегодня он был её целью. Ей предстояло мастерски разыграть недавно спланированную интригу и не оставить камня на камне от властной ауры Анатолия Петровича. При этом он ни в коем случае не должен был догадаться, кто и зачем его подставил, свергнув с олимпа политической жизни города и лишив звания руководителя депутатской группы «Великая Россия» в городской Думе.

* * *

Анна Геннадьевна сидела и, задумчиво глядя в окно, слушала доклад одного из депутатов. Тот убеждал присутствующих, что решение необходимо принять, поскольку оно в конечном итоге, несмотря на очевидную непопулярность, будет очень полезно для простого народа. Как экономист, Анна Геннадьевна прекрасно видела надуманность приводимых аргументов. Произведённые ею расчёты доказывали как раз обратное – в случае принятия решение больно ударит по кошельку каждого малоимущего горожанина. Однако продвигаемый проект был частью плана «Великой России», членом которой депутат являлся, поэтому высказывать критические замечания парламентарий просто не мог.

Подготовленный помощником доклад был гладок, прилизан и начисто лишён острых углов; для человека несведущего он звучал убедительно. Если бы депутат дал себе труд вникнуть в содержание произносимой речи несколько глубже, возможно, вопросов у присутствующих и не возникло бы. Однако он, пробежав текст по верхам, говорил сбивчиво, то и дело допускал ошибки и производил впечатление человека некомпетентного.

Не выдержав, Анатолий Петрович, который лично отвечал перед руководством партии за принятие решения, перебил выступавшего:

– Григорий Аверьяныч, вы можете выражаться яснее? – строго спросил он. – Объясните нам в двух словах, по пунктам, почему это решение будет полезным?

Депутат зашуршал своими листками, потом скосил испуганный глаз на помощника, сидевшего сзади, и одними губами прошептал: «Где это?»

Помощник, интеллигентный юноша лет двадцати пяти, пожал плечами. Он знал материал досконально, но не мог подняться и вложить свои знания в голову депутату. Тот краснел, злился и своим вывернутым назад глазом и трясущейся багровой щекой всё более и более напоминал жирного кролика, которого поймали за ухо и дразнят помещённой на расстоянии морковкой.

Следом за депутатом выступала Анна Геннадьевна. От неё ожидали сухих расчётов, обосновывающих принятие непопулярного решения. Каково же было удивление присутствующих, когда она с примерами, цифрами и диаграммами раскрыла полную несостоятельность проекта и его очевидную невыгодность для населения.

Часть депутатов, избранных не от «Великой России», заметно заинтересовалась докладом Анны Геннадьевны. Многие из них были не только людьми состоятельными, но и могли в некоторых случаях позволить себе проявить независимость.

– Давайте вспомним о нашей социальной ответственности и дослушаем до конца! – сказал один, когда спикер, а следом за ним и Анатолий Петрович сделали попытку прервать Анну Геннадьевну.

Анна Геннадьевна закончила свой доклад и стала отвечать на вопросы. Аудитория заметно волновалась. Анатолий Петрович, видя, что решение может не пройти из-за кучки независимых депутатов, уже объединившихся в активную группу и перетягивавших на свою сторону колеблющихся членов «Великой России», встал и, мгновенно утихомирив присутствующих, произнёс длинную речь.

Выступление его было не столько умно, сколько эмоционально: голос гремел, жестикуляция внушала трепет. Собравшимся предстал не депутат парламента, а некий восточный жрец, отправляющий культ. Ораторствуя, Анатолий Петрович несколько раз повёл глазами по сторонам – ему было известно, что все заседания парламента записываются на аудионоситель, но также он знал и о том, что именно сегодня в силу «щекотливости» обсуждаемого вопроса запись отключена. Высказывая непопулярные у народа идеи, депутат «Великой России» опасался, что кто-нибудь всё же может записывать его выступление.

Когда приступили к голосованию, лицо Анатолия Петровича напоминало маску, на которой застыло выражение торжества. Депутат был уверен, что ему удалось развеять сомнения присутствующих. Он между прочим вскользь намекнул и на широкие возможности «Великой России» как поощрить лояльность, так и оказать соответствующее силовое давление на бизнес некоторых слишком независимых парламентариев.

Внезапно маска, скрывавшая лицо Анатолия Петровича, обмякла, глаза поползли из орбит: спикер, голосовавший последним; спикер, в верности которого «Великой России» не сомневался никто; спикер, чей голос имел решающее значение, – в последний момент проголосовал «против»!

Решение не прошло. Анатолий Петрович побледнел, потом посерел, потом лицо его приобрело красно-бурый оттенок. Ясно было, что спикер стал послушным орудием в чьих-то руках – самостоятельно он ни за что бы не решился на столь отчаянный поступок. Кто-то стоял за ним. Кто-то был режиссёром сегодняшнего спектакля. Оглядываясь по сторонам, Анатолий Петрович пытался понять, кто же его переиграл. Внезапно внимание депутата заострилось на фигуре Анны Геннадьевны, собиравшей свои бумаги. «В этой суке всё дело!» – подумал он.

* * *

Примерно за две недели до описанных выше событий Анна Геннадьевна посетила одного из самых влиятельных людей в городе, который когда-то был её первым мужем.

– Анютка! – тепло произнёс он, когда она вошла в его просторный кабинет, весь отделанный дубом.

– Сергей… Сергей Михалыч, здравствуйте, – отвечала Анна Геннадьевна, на секунду останавливаясь у входа. – Я так рада вас видеть!

Даже во время брака она не могла преодолеть разделявшую их дистанцию и начать говорить ему «ты».

– Ну что же ты стоишь там, моя девочка?! – воскликнул Сергей Михайлович. – Проходи немедленно! Садись!

– Всё… всё прямо как тогда, – сказала она, осторожно продвигаясь к его лакированному столу и с детским любопытством изучая богатую обстановку кабинета, – когда я… когда я приходила просить у вас денег. Да.

– Ну что ты всё время вспоминаешь то глупое происшествие! – Сергей Михайлович встал и пошёл ей навстречу, раскрывая одновременно объятия.

Несмотря на то, что ему исполнилось почти семьдесят, руки его не были руками старика. Толстые и крепкие, как стволы деревьев, они заканчивались большими ладонями, в которых Анна Геннадьевна, казалось, могла уместиться целиком. Приятная шершавость этих ладоней, внезапно коснувшихся её щёк, мигом напомнила Анне Геннадьевне о нескольких годах счастливого брака с Сергеем Михайловичем.

– То глупое происшествие, да, я никогда не забуду! – вспыхивая, сказала она, глядя на его состарившееся, но ещё свежее аристократическое лицо. Он грустно улыбнулся и поцеловал её в макушку.

Так вышло, что день, когда началось её сближение с Сергеем Михайловичем, оказался одновременно и днём самого большого её позора. Анне Геннадьевне едва исполнилось тогда восемнадцать, и родители, которые всегда жили бедно, даже по советским меркам, отправили её к Сергею Михайловичу с унизительной миссией – выпросить деньги. Отчего-то они решили, что раз Сергей Михайлович друг их семьи и высокий партийный начальник и раз он богат – то должен непременно дать.