– Задачами были убиение шпионов и избиение нелюбимых рабочими мастеров, потому что я находил, что эти мастера предают своих товарищей, как Иуда предал Спасителя, и которые эксплуатируют рабочего человека больше всего.

Будь на суде любой заводской мастер, он бы сказал, что ему крайне невыгодно притеснять добросовестного рабочего; штрафы, взыскания он налагает на нерадивых, прогульщиков, пьяниц, из-за которых страдают другие. Да и сам мастер – тот же рабочий, но с большим стажем и опытом. Дело другое – труд непосильный, работают по 12 часов, заработки копеечные, а потому на заводах работают дети и женщины. Условия жизни тяжелые – либо семья на квартире, либо в бараке; от безысходности – пьянство. «Мне пришлось познакомиться ближе, чем кому-нибудь, с петербургскими рабочими. Это народ забитый. Теперь я очень хорошо понял, что те, которые ратуют за свободу, или богачи, или такие люди, которые пользуются особенным почетом тех, которые давят человечество. Бедному человеку с ничтожным званием нечего и думать о свободе, он всегда будет в зависимости» (Писатель Ф. М. Решетников).

Члены организации «Народная воля» за последние три года избили, убили, изувечили на всю жизнь свыше двухсот ни в чем неповинных людей, среди которых были и дети, случайно попавшие под руку. Газета «Русь» гневно писала: «Отребье, которое так дерзостно, так нагло гнетет преступлениями душу всего Русского народа, не есть исчадие самого нашего простого народа, ни его старины, ни даже новизны истинно просвещенной, – а порождение цивилизованнейших центров Европы, прошедшее школу в Женеве, и получающее деньги для преступлений от своих учителей».

Но интеллектуальная элита Петербурга, философ Соловьев и даже Лев Толстой просили простить убийц, якобы, в принципе, это люди хорошие. В обращении к императору Толстой написал: «Отдайте добро за зло, не противьтесь злу, всем простите». Сам Толстой, однако, вытребовал себе полусотню казаков в Ясную Поляну. Константин Петрович Победоносцев, к которому Толстой обратился за посредничеством, отказался передать Александру его письмо:

– Наш Христос – не Ваш Христос, – ответил. – Своего я знаю Мужем силы и истины, исцеляющим расслабленных, а в вашем показались мне черты расслабленного, который сам требует исцеления.

Опасаясь, что письмо Толстого и подобные просьбы могут быть переданы Александру иными путями, обер-прокурор предупредил государя:

– Люди так развратились, что ныне считают возможным избавление осужденных преступников от смертной казни. Но тот из злодеев, который избежит смерти, будет тотчас же строить новые козни.

Александр III проявил невероятный характер:

– Если бы покушение было на меня самого, может быть, я и простил бы, но не могу простить то, что они сделали с моим отцом.

«Народная воля» предъявила правительству ультиматум: немедленно принять соответствующие либеральные реформы, иначе будет убит и новый император вместе с детьми! 31 марта по приговору суда, утвержденному Александром III, всех шестерых террористов ожидала виселица. Рысаков во время суда выложил не только то, что сам знал, но и то, что когда-либо слышал от кого-нибудь, а накануне казни 2 апреля заявил, что готов стать уличным шпионом, чтобы полиция выловила и тех народовольцев, фамилии которых он не знал, но знал их в лицо. Приговор был приведен в исполнение.

Сразу была создана тайная правительственная организация «Священная дружина» для борьбы с революционным террором. Александр III дал полное согласие на нее и выделил огромные суммы на содержание, поскольку его положение было до такой степени опасным, что он назначил регента в случае своей гибели.

В руководстве «Дружины» косвенно участвовали и сам император, и его братья. «Дружина» насчитывала 729 человек плюс 14 670 добровольных помощников. Целая армия, намного превосходящая все полицейские силы империи. В течение трех лет заграничная агентура «Дружины» выявляла и разоблачала террористов за пределами России, где они чувствовали себя в безопасности, обзаводясь новыми криминальными связями. Были выявлены адреса почти всех наиболее активных революционеров-эмигрантов.

Внутри России члены «Дружины» занималась, в первую очередь, охраной императора. Проводился широкий сыск. Порядка 6000 человек были наказаны ссылкой или тюремным заключением. После этого были возвращены телесные наказания по решению волостных судов, а также принят ряд жестких законодательных актов.

XXXIV

Несмотря на расправу с верхушкой «Народной воли», Александр вынужден был переехать в Гатчину: «Я не боялся турецких пуль и вот должен прятаться от революционного подполья в своей стране».

Гатчина представляла собой дворцовый городок, в котором было чуть больше пятнадцати тысяч жителей. Здесь квартировала знаменитая императорская охота с многочисленным штатом егерей, живших в Егерской слободе; имелся зверинец, занимавший огромную площадь, где в полной свободе паслись и бродили олени, дикие козы и разводились золотые фазаны; в образцовом порядке содержались конюшни дворцового ведомства. Построенный императором Павлом дворец на берегу озера, невольно импонировал своими размерами, величием и мрачной элегантностью.

Александр выбрал самое безопасное место для своей семьи – самая отдаленная от Петербурга резиденция. По его повелению приготовили комнаты в антресольном этаже Арсенального каре, где раньше жила прислуга. Комнаты низкие, небольшие, уютные. Перед приездом царской семьи всё было отреставрировано, отремонтировано, дворцовые печи заменены калориферами, в залы Арсенального каре провели паровое отопление. Начиналась электрификация дворца (полностью работы закончатся через четыре года).

31 марта, посетивший Гатчину военный министр Милютин, которого еще не сменил Ванновский, записал: «Поражает вид дворца и парка, оцепленных несколькими рядами часовых с добавлением привезенных из Петербурга полицейских чинов, конных разъездов, секретных агентов и проч., проч. Дворец представляет вид тюрьмы; никого не пропускают без билета с фотографическим на обороте изображением предъявителя. Гатчина и без того носит мрачный, подавляющий отпечаток; теперь же она производит удручающее впечатление. Их величества живут в совершенном уединении. Объявлено, что государь будет принимать представляющихся лиц только по средам и пятницам».

Как отмечал в своих мемуарах генерал Н. А. Епанчин, «меры для обеспечения безопасности главы государства, безусловно, были необходимы, поскольку Гатчина, так сказать, поросла “травой забвения”. Будочники, охранявшие дворцовый комплекс, стояли у своих будок с алебардами. На ближайшей даче будочник, добродушный чухонец, в то же время был дворником. Такая средневековая стража не могла быть надежной».

По указанию Воронцова-Дашкова охрана Гатчинского дворца была возложена на лейб-гвардии Кирасирский полк, занявший 11 внутренних и 19 наружных постов. Кроме того, специально выделенный полуэскадрон кавалерии выставлял 2 постоянных поста и высылал 2 разъезда с офицерами. Охрану парка и «Зверинца» несли назначенные от полка 4 офицера и 70 конных солдат.

Минни писала матери: «Мне стоило много сил и переживаний, чтобы покинуть любимый и уютный Аничков и отправиться в середине зимы в этот огромный, пустой и необжитой дворец. Но я старалась скрыть