А на другой день обманул Максима и лес. Здесь шагу нельзябыло ступить, не наткнувшись на железо: на мертвое, проржавевшее насквозьжелезо, готовое во всякую минуту убить; на тайно шевелящееся, целящееся железо;на движущееся железо, слепо и бестолково распахивающее остатки дорог. Земля итрава отдавали ржавчиной, на дне лощин копились радиоактивные лужи, птицы непели, а хрипло вопили, словно в предсмертной тоске, животных не было, и не былодаже лесной тишины – то справа, то слева бухали и грохотали взрывы, в ветвяхклубилась сизая гарь, а порывы ветра доносили рев изношенных двигателей…

И так пошло: день – ночь, день – ночь. Днем они уходили влес, который не был лесом, а был древним укрепленным районом. Он был буквальнонафарширован автоматическими боевыми устройствами, самодвижущимися пушками,ракетами на гусеницах, огнеметами, газометами, и все это не умерло за двадцатьс лишним лет, все продолжало жить своей ненужной механической жизнью, всепродолжало целиться, наводиться, изрыгать свинец, огонь, смерть, и все этонужно было задавить, взорвать, убить, чтобы расчистить трассу для строительствановых излучающих башен. А ночью Вепрь по-прежнему молчал, а Зеф снова и сноваприставал к Максиму с расспросами и был то прямолинеен до глупости, тохитроумен и ловок на удивление. И была грубая пища, и странные песнивоспитуемых, и кого-то били по лицу гвардейцы, и дважды в день все в бараках ив лесу корчились под лучевыми ударами, и раскачивались на ветру повешенныебеглые…

День – ночь, день – ночь…

– Зачем вы хотели его остановить? – спросил вдругВепрь.

Максим быстро сел. Это был первый вопрос, который ему задалоднорукий.

– Я хотел посмотреть, как он устроен.

– Бежать собрались?

Максим покосился на Зефа и сказал:

– Да нет, дело не в этом. Все-таки танк, боевая машина…

– А зачем вам танк? – спросил Вепрь. Он говорил так,словно рыжего провокатора здесь не было.

– Не знаю, – проговорил Максим. – Над этим еще надоподумать. Их здесь много таких?

– Много, – вмешался рыжий провокатор. – И танков здесьмного, и дураков здесь тоже всегда хватало… – Он зевнул. – Сколько раз ужепробовали. Залезут, покопаются-покопаются, да и бросят. А один дурак – вотвроде тебя – тот и вовсе взорвался.

– Ничего, я бы не взорвался, – холодно сказал Максим. –Эта машина не из сложных.

– А зачем она вам все-таки? – спросил однорукий. Онкурил, лежа на спине, держа цигарку в искусственных пальцах. – Предположим, выналадите ее. Что дальше?

– На прорыв через мост, – сказал Зеф, хохотнув.

– Почему бы и нет? – спросил Максим. Он положительно незнал, как себя держать. Этот рыжий, кажется, все-таки не провокатор. Массаракш,чего они вдруг пристали?

– Вы не доберетесь до моста, – сказал однорукий. – Вастридцать три раза расстреляют. А если даже доберетесь, то увидите, что мостразведен.

– А по дну реки?

– Река радиоактивна, – сказал Зеф и сплюнул. – Если быэто была человеческая река, не надо было бы никаких танков. Переплывай ее влюбом месте, берега не охраняются. – Он снова сплюнул. – Впрочем, тогда бы ониохранялись… Так что, юноша, не пыли. Ты попал сюда надолго, приспосабливайся.Приспособишься – дело будет. А не станешь слушать старших, еще сегодня можешьузреть Мировой свет.

– Убежать нетрудно, – сказал Максим. – Убежать я мог быпрямо сейчас…

– Ай да ты! – восхитился Зеф.

– …и если вы намерены и дальше играть в конспирацию… –продолжал Максим, демонстративно обращаясь только к Вепрю, но Зеф снова прервалего:

– Я намерен выполнить сегодняшнюю норму, – заявил он,поднимаясь. – Иначе нам не дадут сегодня жрать. Пошли!

Он ушел вперед, шагая вперевалку между деревьями, а Максимспросил однорукого:

– Разве он политический?

Однорукий быстро взглянул на него и сказал:

– Что вы, как можно!

Они пошли за Зефом, стараясь ступать след в след. Максим шелзамыкающим.

– За что же он сидит?

– За неправильный переход улицы, – сказал однорукий, иу Максима опять пропала охота разговаривать.

Они не прошли и сотни шагов, как Зеф скомандовал: «Стой!» иначалась работа. «Ложись!» – заорал Зеф. Они бросились плашмя на землю, толстоедерево впереди с протяжным скрипом повернулось, выдвинуло из себя длинныйтонкий орудийный ствол, пошевелило им из стороны в сторону, как быпримериваясь, затем что-то зажужжало, раздался щелчок, и из черного дула ленивовыползло облачко желтого дыма. «Протухло», – сказал Зеф деловито и поднялсяпервым, отряхивая штаны. Дерево с пушкой они подорвали. Потом было минное поле,потом холм-ловушка с пулеметом, который не протух и долго прижимал их к земле,грохоча на весь лес; потом они попали в настоящие джунгли колючей проволоки,еле продрались, а когда все-таки продрались, по ним открыли огонь откуда-тосверху, все вокруг рвалось и горело, Максим ничего не понимал, однорукий молчаи спокойно лежал лицом вниз, а Зеф палил из гранатомета в небо и вдруг заорал:«Бегом, за мной!» и они побежали, а там, где они только что были, вспыхнулпожар. Зеф ругался страшными словами, однорукий посмеивался, они забрались вглухую чащу, но тут вдруг засвистело, засопело, и сквозь ветви повалилизеленоватые облака отвратительно пахнущего газа, и опять надо было бежать, продиратьсячерез кусты, и Зеф опять ругался, а однорукого мучительно тошнило…

Потом Зеф, наконец, притомился и объявил отдых. Они разожгликостер, и Максим, как младший, принялся готовить обед – варить суп из консервовв том самом котелке. Зеф и однорукий, чумазые, ободранные, лежали тут же икурили. У Вепря был замученный вид, он был уже стар, ему приходилось труднеевсех.

– Уму непостижимо, – сказал Максим, – как это мыухитрились проиграть войну при таком количестве техники на квадратный метр.

– А откуда ты взял, что мы ее проиграли? – ленивоспросил Зеф.

– Не выиграли же, – сказал Максим. – Победители так неживут.

– В современной войне не бывает победителей, – заметилоднорукий. – Вы, конечно, правы. Войну мы проиграли. Эту войну проиграли все.Выиграли только Неизвестные Отцы.

– Неизвестным Отцам тоже несладко приходится, – сказалМаксим, помешивая похлебку.

– Да, – серьезно сказал Зеф. – Бессонные ночи имучительные раздумья о судьбах своего народа… Усталые и добрые, всевидящие ивсепонимающие… Массаракш, давно газет не читал, забыл, как там дальше…

– Верные и добрые, – поправил однорукий. – Отдающиесебя целиком прогрессу и борьбе с хаосом.