– Мы дома! – радостно прошептала Роуз.

На лице Джеймса никакой радости не читалось; лорд Уэйнрайт подождал, пока слуга поможет дамам выйти, и выбрался из кареты следом за ними. Постоял, окинул взглядом монументальный фасад, ряды окон, тускло отражавших дневной свет, и печально улыбнулся чему-то.

– Джеймс, идем! – Роуз протянула ему руку. – Бабушка нас ждет. Идем скорее, мне не терпится ее увидеть.

Он положил ладонь Роуз на свой локоть и пошел рядом, кивая слугам, которые высыпали к парадным дверям и толпились в холле, чтобы поприветствовать возвратившегося лорда.

– Милорд, миледи. – Олдридж, старый дворецкий Уэйнрайтов, поклонился им и взял у них шляпы и перчатки. Он был уже подслеповат и мучим ревматизмом, но ни за что не соглашался оставить свой пост. – Я рад вашему возвращению. Леди Уэйнрайт ждет вас в большой гостиной. Велено было подать туда чай, как только мы заметили экипаж. Милорд, – он еще раз поклонился Джеймсу и выпрямился, вглядываясь в его лицо. – Возможно, будут особые пожелания?

– Пока никаких, спасибо, – ровно ответил кузен.

Роуз покосилась на него. Да что с ним такое, в конце-то концов?! Мог бы и сказать пару теплых слов старому дворецкому.

– Ты струсил перед встречей с бабушкой? – шепотом осведомилась она, когда Олдридж пошел впереди, дабы по всем правилам довести хозяев до гостиной. – Не бойся. Она не станет бушевать оттого, что ты давно не приезжал, разве что даст волю ехидству.

Джеймс молчал, и Роуз непонимающе покачала головой, однако снова спросить не успела. Олдридж распахнул дверь в гостиную и объявил:

– Лорд Уэйнрайт и леди Шелдон, миледи!

– Благодарю, Олдридж, – послышался голос Эммы, – вы свободны. Пусть никто не тревожит нас.

Роуз, не в силах выдержать больше, пошла вперед. Бабушка сидела у низкого стола, рядом стояло два пустых кресла, чайный сервиз отражал огни фарфоровыми боками. Гостиную ярко осветили, натопили камин, даже зажгли свечи в старинной люстре. При виде внуков Эмма встала, и Роуз бросилась к ней.

– Бабушка!

Эмма крепко обняла ее.

– Милая моя, как хорошо, что ты дома!

– Я так рада вернуться! – Роуз отстранилась, смеясь, и повернулась к Джеймсу, застывшему у дверей. Он стоял и неотрывно смотрел на Эмму. – А еще я привезла с собою кузена Александра!

Повисла пауза. Джеймс не двигался, а бабушка внимательно разглядывала его, и Роуз не могла понять, что таится в этом взгляде – любовь? насмешка?

– Что ж, – произнесла наконец Эмма, – так вот вы какой. Решились, значит. Вы смелый или безрассудный? Как бы там ни было, я рада наконец увидеть во плоти человека, который писал мне последние четыре года.

– Бабушка! – Роуз растерянно переводила взгляд с нее на Джеймса. – О чем ты говоришь? Александр…

– Милая моя, я не спорю, он похож, – перебила ее Эмма. – Особенно глаза, брови, очертания подбородка… Он похож, да. Но этот человек – не твой кузен Александр.

«Когда дорога заканчивается, становится немного грустно. Все секреты раскрыты, все тропинки пройдены, и вроде бы больше некуда и незачем стремиться. Но я знаю: это иллюзия. Там, где лежит конец одной дороги, сразу же начинается новая. Главное – узнать ее, и тогда ты не потеряешь ни минуты. И жизни своей – не потеряешь».

– Когда вы поняли? – буднично спросил Джеймс.

Роуз ощутила, что у нее подкашиваются ноги, и изо всех сил вцепилась в спинку кресла.

– Сразу, – спокойно ответила Эмма. – Как только пришло то письмо, в котором вы рассказывали о путешествии по пустыне. Я поняла, что это не почерк Александра и что мой внук не диктовал это послание. Хотя вы очень старались выдерживать его стиль… Как вас зовут на самом деле?

– Джеймс Рамзи.

«Вы ведь не поверите мне, если я скажу, что я не лорд Уэйнрайт?..»

– Сядьте, – Эмма указала на кресло напротив. – И ты, Роуз, сядь. Будь умницей и разлей чай. Нам всем предстоит долгий разговор.

Роуз обошла кресло, опустилась в него и трясущимися руками взялась за чайник, не в силах выговорить ни слова и чувствуя, что вот-вот расплачется. Она прекрасно держалась все время, видит бог, просто прекрасно, но такое – это немного слишком.

Джеймс сел напротив, положил руки на изгибавшиеся деревянной волной подлокотники кресла; он оставался невозмутим.

– Вы очень проницательны, леди Уэйнрайт.

– Вы должны мне объяснение, мистер Рамзи, – холодно сказала Эмма. Роуз разливала чай, носик чайника стукался о чашку. – Почему вы пишете от имени моего внука и почему приехали вместо него?

– Я объясню, – согласился Джеймс, – но сначала позвольте спросить вас. Отчего, если вы догадались сразу, вы ничего не предприняли?

Бабушка хмыкнула и взяла свою чашку недрогнувшей рукой. Роуз растерянно смотрела на Джеймса, узнавая его и не узнавая.

– Я имела на то причины. Зная Александра… Вы ведь знакомы с ним, не так ли?

– Да, миледи. Александр мой друг.

– Значит, это он попросил вас о такой услуге?

– Да, он.

Эмма невесело рассмеялась.

– Я так и предполагала. В этом весь Александр! Негодный мальчишка. Он всегда искал пути, как бы сбежать от себя самого, и, по всей видимости, нашел. Если б я заподозрила в вас мошенника, то в любую минуту могла бы закончить этот спектакль. Но ваши письма… Вы показались мне человеком честным.

– Бабушка, ты знала? – негромко спросила Роуз. Самообладание возвращалось к ней. – Ты отправила меня на поиски Александра – и ни слова не сказала?

– Прости, милая, – повинилась леди Уэйнрайт, – но на тебя была вся надежда. Надежда, что Александр объявится, перестав скрываться от меня. Увы… Почему он не приехал, мистер Рамзи? Не захотел? Не счел дело важным?

В голосе Эммы звучала горечь, и Роуз прекрасно понимала бабушку.

– Дело в том, что я не знаю, где сейчас находится Александр, миледи, – объяснил Джеймс. – И, боюсь, никому не под силу это выяснить.

– Рассказывайте. – Бабушка махнула рукой. – И называйте меня по имени; вы ведь по имени обращались ко мне в письмах, верно? Вы не такой смирный, каким желаете показаться, сэр, и я советую вам перестать демонстрировать нам театральные таланты, изображая раскаяние.

И тут – Роуз даже заморгала – Джеймса словно расколдовали, прикоснувшись к его голове волшебной палочкой. Он широко улыбнулся – ах, как Роуз любила эту улыбку! – взял щипчики для сахара и принялся их вертеть.

– Я не изображаю раскаяние, – произнес Джеймс почти весело, – мне поистине жаль, что я обманывал вас и – невольно – тебя, Роуз. Но я приехал сюда, потому что не мог больше лгать. Если бы вы сразу не признали во мне самозванца, Эмма, я повинился бы перед вами, стоя на пороге. Я не думал, что все зайдет так далеко.