произвел на меня впечатление. Вернулся он через два года другим человеком. Словно во сне — он и не он. Он обзавелся новой одеждой, расширил словарный запас и отпустил усы. Новому Джеку новая личина — он стал журналистом. Говорил, что колледж был пустой тратой времени. Достаточно выйти на улицу — и вот она, правда. Ему не терпелось выбраться в реальный мир и как-то проявить себя. Мы стали встречаться от случая к случаю, ничего не загадывая. Думаю, я тогда больше хотела романтики, чем самого Джека.

Отец снова нахмурился, увидев меня в маминой одежде, но сразу поднял бокал и предложил присоединиться. Джек поделился со мной своим сэндвичем.

— Короче. Доскажу по-быстрому, — сказал отец. — Паоло схватили, так что назад мне нельзя, а прямо впереди толпятся люди у дороги. И с ними карабинер. Я его вижу. А он меня — нет.

Джек слушал с завороженной полуулыбкой.

— Что делать? — Отец пожал плечами.

— Да, что вы сделали?

— Пошел вперед, положившись на удачу. Нужно что-то выдумать для карабинера. Может, я оставил сумку возле рынка, чуть отвлекся — и кто-то напхал туда эти памфлеты. Но помни, при мне еще было ружье. Про что-то одно я бы еще мог наплести. Но чтобы и про это, и про то? Не-е.

— Но карабинер вас не видел. Не могли вы спрятать где-то сумку и ружье и вернуться потом?

Джек не заметил раздражения в глазах отца.

— Нет, — отрезал отец и, прокашлявшись, продолжил рассказывать с прежним энтузиазмом: — Короче, иду, держу ружье наголо, на руке. — Он накинул полотенце на предплечье. — Как видел у охотников. Думаю, пройду мимо карабинера и помашу ему, будто я охотник, понял?

— Лихо.

Я попросила Джека передать мне соль, и он передал.

— Ай! Не-не-не-не! — накинулся отец на Джека. — Поставь, поставь, поставь! Что ты за итальянец? Никогда не давай соль из рук в руки. Это к беде! А ты еще просыпал малость! — Он бросил щепотку соли через левое плечо. — Вот. Теперь порядок.

Он снова вошел в образ.

— Короче, приближаюсь. Они уже видят меня. Я потею. Карабинер смотрит прямо на меня. Улыбаюсь ему и потею. Карабинер идет ко мне. А в сумке не только памфлеты. Там же все сведения о моей группе. Короче, потею. И вижу, карабинер взялся за ружье.

— Ого!

— Идем друг к другу. Он мне машет. Люди у дороги движутся. Вижу, за ними лежит на земле какая-то черная туша. Карабинер спрашивает: «Ружье заряжено?» Взволнован. «Нет, сэр», — говорю. «А пули есть?» — спрашивает. Я решил гнуть охотничью байку. «А как же, — говорю. — Я ж охотник». — «Хорошо, — говорит карабинер. — Идем со мной». Мы подходим к людям у дороги, и вижу, они обступили лошадь. Павшую лошадь. Раненую.

— Чего?

— Да. Больно ей. По ней видно, мучается. Карабинер говорит: «У меня ружье заклинило». Но я все понимаю. Я же вижу. Ничего не заклинило. Скажешь, лошадь у него сломала ногу, да еще ружье заклинило? Ничего у него не заклинило. Любит он свою лошадь и не может пристрелить. Я же вижу.

Отец выдерживает паузу, чтобы Джек по-настоящему проникся.

— Так вот. Пули у меня в сумке. Я ее ставлю. Открываю. Достаю пули из-под стопки памфлетов и документов, закрываю сумку и заряжаю ружье. Руки малость дрожат. Зарядил и протягиваю карабинеру.

— С ума сойти.

— Погоди. Карабинер ружье не берет. — Пауза. — Говорит: «Давай сам».

— Да ну? Говорит, чтобы вы стреляли?

— Да. Начинает давить на меня. Потому что любит свою лошадь. Я же вижу. Вот и не может. Но я тоже не могу. — Отец засмеялся. — Не могу я убить лошадь! Она лежит и смотрит большими черными глазами, дышит, просит помощи. Не могу я убить эту лошадь!

— Так чем же кончилось?

— Говорю карабинеру и на лошадь показываю: «Сэр, животина ваша на вас рассчитывает». И оглядываю людей. «Верно?» — спрашиваю. Кто-то кивает. «Не подводите свою животину», — говорю ему. Короче, деваться ему некуда. Понимаешь. Люди будут говорить. Карабинер не смог лошадь пристрелить? Подумай только! Так что берет ружье. Руки дрожат посильнее моих. Целится, руки дрожат. И, значит, стоит так, стоит и стреляет ей в голову. — Драматичная пауза. — Затем дает мне взад ружье, говорит спасибо, и я иду своей дорогой.

— Потрясающе. Просто потрясающе, — говорит Джек, качая головой. — Айда, ты слышала эту историю?

— Да.

— Потрясающе, — и снова смотрит на отца. — Вам бы надо записывать эти истории, знаете?

— Вот еще.

— Нет, это серьезные истории. Может, я бы вам помог? Мы могли бы вместе записать их. Опубликовать.

— Вот еще… Ну, посмотрим. — Отец встал и стряхнул крошки с рубахи, рассыпав их по полу. — Но история не окончена! Борьба продолжается! Я, между прочим, иду на это собрание.

— Погоди, — сказала я. — Пока не ушел, у меня новость. Я устроилась на работу.

— Только что? — спросил Джек. — Вот почему ты такая нарядная. Мои поздравления! А что за работа?

— Да просто конторская работа. Ну, знаешь, писать под диктовку, печатать, всякое такое. Но это постоянная должность. И зарплата очень даже.

— Это же отличная новость, — сказал Джек, обнимая меня за плечи.

— Что ж, — сказал отец. — Я лучше пойду.

Он ушел, а я прибрала со стола и сказала Джеку, как благодарна ему, что он заглянул к отцу, принес ему пиво и выслушал его старые истории. Это так много значило для него. И стала мыть посуду.

Джек подошел и, прижавшись ко мне сзади, поцеловал в шею.

— Пиво и ланч предназначались нам, — прошептал он мне на ухо. — Я думал застать тебя, а не твоего отца.

— Какой ты милый.

Я повернулась к нему, не вынимая рук из раковины, бегло поцеловала и вернулась к посуде.

— Вообще-то у меня вроде как тоже хорошие новости. «Игл» и «Геральд трибюн». Очень интересуются статьями, что я им показывал. Пока рано говорить. Но все же… Многообещающе.

Я повернулась к нему, вытирая руки.

— И ты мне только сейчас говоришь? «Игл» и «Геральд»? Джек! Это чудесно! Я же говорила: все в итоге получится. Какие статьи ты им послал?

— Тише, тише. Как я сказал, пока рано говорить. Но, знаешь, пальцы скрестил. Похоже, все хорошо.

Я стала вытирать посуду. Джек снова прижался ко мне сзади.

— Столько надо отпраздновать, — промурлыкал он.

— Столько отпраздновать, да. Но, слушай, сегодня мне нужно прочитать эту книгу для нового босса. Может, я смогу пригласить тебя на обед, когда получу первую зарплату? Шиканем где-нибудь. Мы ведь всегда хотели пойти в «Монте».

Он отошел от меня, и я обернулась, успев заметить, как его