– Будешь записывать и раскладывать вещдоки, – распорядился он. – Сначала привяжем к местности…

Осмотрелся в поисках надёжного ориентира. Похлопал по толстому стволу старого дуба.

– Метров триста до дороги. Назад пойдём, перемерим точно.

Не раз мне доводилось осматривать место происшествия. Бывало, наблюдал за работой элитных следователей и экспертов. Следопыт оказался из лучших. Разбив, как положено, поляну на сектора, он сноровисто передвигался из одного в другой, в каждом находя что-то примечательное. То, что могло послужить доказательством, фотографировал и передавал мне – для пакования и внесения в протокол. При этом вслух комментировал то, что обнаружил, рассуждая, что и откуда могло взяться. Смотреть за этим было фантастически интересно. На моих глазах не просто множилось число вещдоков, а с каждой находкой приближалась разгадка. Начали мы с кострища и с останков туш. Срезы с зазубринами от плохо наточенного топорика. Липкая бутылка из-под горькой настойки. Примятый бычок «Казбека» и извлечённый из-под обгорелого полена озадачивший нас окурок сигаретки с золотым ободком. Но без следов помады. Всё становилось предметом анализа и цеплялось одно за другое.

Вскоре поляна была осмотрена. Продолжая вслух рассуждать, Следопыт двинулся дальше. Я ступал след в след.

После осмотра найденных на поляне следов Бероев уже не сомневался, что браконьерил кто-то из леспромхозовских. Но кто именно?

Обнаружили место, где на время разделки поставили трактор. К этому времени снег, поначалу чуть порошивший, повалил густо и грозил завалить всё вокруг. Я сгрёб с шапки нападавший снег, показал Бероеву.

– Если хочешь зафиксировать, поторопись.

Бероев поспешил к припорошенным следам протектора.

Принялся обдувать. Будто заправский эксперт-криминалист, извлёк из баула кисточку для обработки поверхности, гипс. Вообще удивительный кожаный баул всё больше напоминал мне безразмерный акушерский чемоданчик Остапа Бендера.

Вдвоём кое-как очистили след.

– Лапа! – воскликнул Бероев. Торопясь, сфотографировал. Ткнул для меня пальцем в один из фрагментов.

– Это Лапа, точно! Я ему ещё полгода назад говорил, чтоб заменил колесо. Но – ленив не в меру. Видишь пузырь? Здесь резина как будто надорвана! Зацепил на лесопогрузке. Так и не сменил колёса, лоботряс! Но к чему? – вопросил он недоумённо самого себя. – Ведь завтра Большунов поведёт команду в заповедник. А уж Лапа в этой команде первый загонщик. И для чего-то накануне уезжает! С какой-то импортной сигареткой. В самоволку, что ли? Не понимаю. Просто не вяжется!.. Погоди! Насколько мы от них отстали? – Мысли его обратились на другое. Он заново поворошил угли в костре. – Всего с час-полтора как отъехали! А если попробовать срезать через Малое море? Может, успеем перехватить, пока они на «Беларуси» чапают?!

– Но даже если не успеем? – Торопливость его была мне непонятна. – Раз уж ты и посёлок, и самого Лапу вычислил, в посёлке и накроем. Дом обыщем! Да и на бутылке – рупь за сто – следы пальцев, на окурках слюна!

– Да ты что, подполковник?! Забыл, где мы? У тебя даже понятых нет! Дойди до суда – окажемся против них двое на двое. И поди докажи, что бутылку не у пивной подобрали. А от прочего они ещё перед посёлком избавятся!.. Рвём, Семён! – Бероев подхватил баул, карабин. Устремился к машине, договаривая уже на бегу: – Ты представляешь, Лапу с поличным повязать? Это, считай, самого Большунова за вымя взять. Заодно и Микушева разом обелим! Всё в одном клубке получается.

Машину он рванул с места, будто на ралли. Да, собственно, это и было ралли. От прежнего неспешно-снисходительного, всеведущего аналитика не осталось и следа. Теперь по следу шёл нетерпеливый опер. Поначалу я пытался запоминать направление. Какое там? Мы петляли, разворачивались. Вскоре я вовсе потерял представление, в какую сторону едем.

Пытался заговорить с Бероевым, но он навалился на руль, будто пытался телом придать машине дополнительное ускорение, и, не отвлекаясь ни на что, стриг взглядом дорогу. Дворники натужно разметали лобовое стекло.

Наконец мы взобрались на очередную сопку, и – я ахнул. Внизу раскинулась широченная, теряющаяся в тумане водная гладь.

– Байкал?! – выдохнул я.

Бероев кивнул. Машина понеслась вдоль Байкала по накатанной дороге. Её слегка водило. Но увлечённый гонкой водитель, кажется, этого не замечал.

– Не выбросит нас на такой скорости? – Я с опаской поглядывал на озеро.

Мой намёк не был услышан.

– Сейчас ещё подсократим, – пообещал Бероев.

Он прижал ГАЗон правее, к краю ледяной гряды, круто обрывавшейся прямо в воду.

– Водичка какая прозрачная, – заискивающе произнёс я. – В такую не дай бог угодить. Пять минут, и ты – на дне.

– Минуты хватит, – уточнил Бероев. Я поёжился.

И тут всё случилось.

Правое колесо «закусило» кромку. Водитель, выравнивая, крутнул руль. Хватил по тормозам. Бесполезно. ГАЗон уже выбросило с дороги.

По обледенелому спуску нас повлекло вниз, прямо в воду.

– Сорвались!.. – закричал Бероев, бессмысленно вдавив тормоз.

Глазами, полными ужаса, смотрел я на приближающуюся студёную смерть.

– Открывай дверь! Открывай! – услышал я. Потянулся к ручке. Поздно!

Подлетев на последнем бугорке, тяжеленный ГАЗ-66 плюхнулся на воду и… заскользил по поверхности, «аки по суху».

Через несколько секунд я сообразил, что под нами прозрачный, выметенный ветрами лёд.

Рядом хохотал Бероев. По его мнению, розыгрыш удался.

– С крещением батюшкой-Байкалом! – поздравил он меня.

Помертвевший, я откинулся на сиденье. Огладил колотившееся о грудную клетку сердце.

Повернулся, собираясь высказать всё, что о нём думаю. Но Бероев вёл машину с таким