– Хрен тебе, а не досмотр! Не знаю, какой ты там Бероев. Но нет у нас для тебя ни шиша! – ответили ему. – Убери лучше машину, пока не протаранил, к беней фене.

Демонстрируя серьёзность намерения, тракторист вжал акселератор так, что двигатель аж завизжал.

– При попытке тронуться с места стреляю по колёсам! – предупредил Бероев. – И имей в виду, нас двое!

– А вот и посчитаем!

Нас ослепил встречный свет: тракторист, в свою очередь, включил фару-искатель.

В ту же секунду Бероев, бросив рупор, вскинул карабин. Фара со шпокающим звуком погасла.

– А если и я в тебя так?! – обозлился тот.

Бероев подскочил ко мне. Попытался столкнуть в сугроб.

– Заройся с носом! Сейчас пальнёт!

Конечно, я вчера и впрямь отпраздновал труса. Но не настолько же, чтоб вовсе вытирать об меня ноги.

Я вывернулся. Подхватив рупор, вышел перед машиной.

– Внимание! – Собственный хрипастый голос я не узнал. – С вами разговаривает подполковник милиции Данилюк, МВД СССР!

Выставив перед собой руку с зажатым красным удостоверением, медленно двинулся к трактору.

– Проводится совместный рейд УВД и управления охоты. Вы и ваш транспорт подлежите досмотру. При попытке противодействия будете немедленно арестованы за сопротивление работнику милиции при исполнении служебных обязанностей!

Я не различал за занесённым стеклом водителя, не видел, держит ли он оружие. Конечно, держит. И конечно, дуло как раз направлено в меня. Движение пальцем, и пуля или картечь вопьются в мою плоть, разрывая в ошмётки.

Воображение у меня богатое. Так что ноги вперёд волочил через силу. Кажется, и кальсонам с начёсом вновь перепало.

– Ох и продырявит он тебя, – услышал я ехидный голос. Бероев обгонял меня, оттесняя за спину. В правой руке он на изготовку держал карабин, а левой – приложил к глазу кинокамеру.

– Лапа! – закричал он. – Даже думать забудь стрелять! Всё происходящее документируется. Так что если какой косяк против милиции, то тебе с твоей судимостью гарантированная вышка!

– У тебя ж плёнки нет, – напомнил я.

– Они-то об этом не знают.

Ей-богу, он веселился! Во мне даже страх притух. Во всяком случае, к дверце водителя я подошёл твёрдым шагом, распахнул:

– Выйти из машины!

Сунул внутрь раскрытое удостоверение.

– Да понял, понял. – Из кабины выбрался долговязый мужчина в промасленной телогрейке. Но под телогрейкой, из-под джемпера, нелепо выглядывал узел галстука. От него, конечно, попахивало, но разговаривал вполне внятно.

Сам, без понуканий, выдернул пачку документов, протянул мне.

– Держите! Ваша взяла. Раз органы, чего уж? Моя милиция меня бережёт. Сперва посадит, потом стережёт.

Он хихикнул и – уселся в сугроб.

– Виктор Глазычев, инженер Качугского леспромхоза, – прочитал я.

Бероев присвистнул.

– Чего сам за рулём? Лапа настолько упился?

Он забрался в кабину. На пассажирском сиденье, откинувшись, тяжело сопел длинноволосый парнишка лет, дай бог, семнадцати. В городской дублёночке, сапожках на меху. Во сне он шевелил полными, обветренными на морозе губами. Оружия в кабине не было.

– Пацан, похоже, вусмерть упился, – определил Бероев. Обшарил пустые карманы.

– Кто такой? – обратился он к Глазычеву. – Ну что, сын, племяш?

– Конь в пальто! Тебе надо, ты разузнавай, – схамил тот. – А вообще – пиши всё на меня.

– А почему на лапинском тракторе?

– Вот у него и спроси, когда найдёшь.

С охотинспектором, как я заметил, он держал себя куда развязней, чем с незнакомым милиционером.

Сдвинув спящего мальчишку, Бероев принялся за осмотр. Осмотр он проводил, как и всё, споро и профессионально. Кабина – меж обшивкой и корпусом. Бардачок. Капот. Инструментальный ящик. Отовсюду выгружал охотничьи трофеи и доказательства незаконной охоты. Извлёк два дробовика.

– А ты говорил – нарезное, – поддел я.

Не отвечая, Бероев приподнял жестом Глазычева, из боковых карманов достал патроны для СКС, из внутреннего кармана – вкладыш с нарезным стволом. Показал мне.

– Умыл, – признал я.

Чтобы не терять времени, мы разделились. Бероев продолжил досмотр и пакование вещдоков. Я же повёл задержанного в машину – допрашивать.

– Обязательно укажи, что охотились именно на тракторе с применением фары-искателя, – напомнил Бероев. – Это признак злостного браконьерства.

– Не учи учёного, – бросил я – в предвкушении знакомой работы.

Глазычев как раз подписывал показания, когда Бероев заглянул в кабину. Вопросительно глянул.

– В основном признал, – успокоил я его.

Бероев протянул задержанному протокол досмотра. Показал на разложенные на снегу упакованные вещественные доказательства.

– Ознакомься, прежде чем подписывать. Тут, считай, разложены все квалифицирующие признаки – до трёх лет с конфискацией.

Глазычев поморщился, подмахнул, не читая.

– Ещё поглядим, чего у вас выйдет, – бросил он. Впрочем, прежняя задиристость с него сползла. Он ещё взбрыкивал, но уже мало походил на недавнего куражистого, готового идти на таран браконьера.

– Так откуда пацан? – поинтересовался у меня Бероев.

– Некто Игорь Голубович, сын замминистра. Отец привёз с собой. Вот вывезли в тайгу, на первую охоту. Так сказать, подарок к семнадцатилетию.

– Отчего ж отец сам его