и во всяком другом, величина ценности зависит от значения удовлетворения конкретных потребностей посредством доступных распоряжению определенных количеств тех или иных благ. Чем выше это значение, тем выше величина ценности, и наоборот. Такова общехозяйственная закономерность.

В соответствии с ней любое хозяйствующее лицо, обладающее некоторым количеством благ, всегда стремится к возможно полному удовлетворению своих наиболее важных потребностей, отказавшись от удовлетворения наименее важных. Поэтому «… в каждом конкретном случае от наличия в распоряжении хозяйствующего лица определенной части всего доступного распоряжению количества блага зависят лишь те удовлетворения потребностей, которые между удовлетворениями, обеспеченными всем количеством блага, имеют наименьшее значение для данного лица, и поэтому ценность такой части доступного распоряжению количества равна для этого лица значению, которое имеют для него наименее важные из всех удовлетворений потребностей, обеспеченных всем количеством, и зависящие от этой части».[377] Следовательно, ценность данного количества благ, доступных распоряжению хозяйствующих лиц, определяется в каждом конкретном случае наименьшим значением удовлетворения их потребностей посредством этих благ.

Разъясняя суть этого положения, К. Менгер вновь обратился к довольно примитивному примеру. Представим себе изолированно хозяйствующего Робинзона на скалистом морском острове с единственным источником пресной воды. Предположим, что для сохранения жизни Робинзону ежедневно нужно 1 ведро воды для утоления жажды, 19 ведер – для питья животных, 10 ведер – для мытья и стирки, 30 ведер – для содержания животных, 20 ведер – для полива цветника и 20 литров – для питья новых животных. Таким образом, Робинзон нуждается ежедневно в 100 ведрах воды, остальному количеству он не нашел бы применения.

Допустим, что источник дает ежедневно 200 ведер воды. В этом случае Робинзон может полностью удовлетворить свои потребности в количестве 100 ведер воды. Остальные же 100 ведер воды не будут иметь для него никакой ценности, а потому не может быть и речи о мере (величине) последней. Но если вследствие какого-либо явления природы (например, засухи) источник заметно иссякнет и станет давать лишь 90 ведер воды, то Робинзон будет испытывать нужду в недостающих ему 10 ведрах. В таком случае от наличия в его распоряжении данного количества воды уже будет зависеть удовлетворение конкретной потребности. Поэтому каждое ведро воды будет иметь для него особое значение, называемое ценностью.

Чем больше будет иссякать источник, тем более ощутимее будет Робинзон испытывать потребность в каждом ведре воды, отказываясь при этом от удовлетворения менее насущной потребности: сначала от приобретения новых животных, затем от полива цветника и т. д., пока, наконец, не наступит такой момент, когда иссякнет полностью запас воды в источнике, вследствие чего сохранение жизни Робинзона станет невозможным. Следовательно, ценность каждого ведра воды для него будет равна значению удовлетворения наименее важных потребностей. Если вначале она была равна нулю, то теперь может быть выражена числом 10, т. е. приобретает наивысшее значение.

Вышеизложенное свидетельствует о том, что в основе теории субъективной ценности К. Менгера лежат следующие постулаты.

Во-первых, абстрактный подход к трактовке натурального хозяйства обособленного индивида, рассматриваемого вне связи с конкретно-историческими условиями общества. Такой подход позволяет претендовать данной теории на умозрительную универсальность, лишенную всякой социальной определенности. Как справедливо заметил Б. Селигмен, «универсальная теория, которую пытались создать Менгер и его ученики, в гораздо большей степени применима к хозяйству Робинзона Крузо, чем к смешанной системе частного, монополистического и общественного предпринимательства, существующей в настоящее время… Создается впечатление, что вся их теория воплощала точку зрения абстрактного схематического экономического человека, рассматриваемого вне связи с окружающей средой, под воздействием которой он, вероятно, и сформировался. И нигде это не поражает читателя так сильно, как в ранних работах представителей австрийской школы, рассматривавших основы теории благ».[378]

Во-вторых, весьма своеобразное применение метода робинзонады. Как известно, этот метод получил широкое распространение в период становления классической буржуазной политической экономии. По словам К. Маркса, «единичный и обособленный охотник и рыболов, с которых начинают Смит и Рикардо, принадлежат к лишенной фантазии выдумкам XVIII века».[379] В этом отношении К. Менгер, как и другие представители австрийской школы, следовал лишь той традиции, которая была установлена еще классиками политэкономии.

Вместе с тем между австрийскими экономистами и экономистами-классиками имеется одно весьма существенное различие, касающееся трактовки указанного метода. Имея в виду это различие, И.Г. Блюмин писал: «Классики рассматривали Робинзона как типичного выходца из товарно-капиталистического общества; ограниченность исторического кругозора классической школы выразилась в том, что она не смогла представить себе другой формы производства, кроме капиталистической; психология изолированного рыболова или охотника поэтому рисуется как идентичная психология капиталиста-предпринимателя. Австрийцы пошли по диаметрально противоположному пути. Они пытаются современных капиталистов представить в образе Робинзонов; они фактически идут слишком далеко в отрицании исторических границ капитализма; они отрицают даже существование его в тех условиях, где последний неограниченно царит. Они пытаются товарное хозяйство превратить в совокупность натуральных хозяйств. В то время как последние остатки натурального хозяйства терпят жесточайшие поражения и изгоняются из всех уголков земного шара, натуральное хозяйство находит себе последнее убежище, последний приют в экономической теории австрийцев».[380]

В-третьих, понимание ценности как суждения о значении, или полезности, хозяйственных благ, доступных распоряжению. Не мудрствуя лукаво, К. Менгер опирался при этом на обыденный опыт хозяйственной деятельности, где каждый субъект всегда стремится к наиболее полному удовлетворению своих потребностей. Такова логика «здравого смысла». Однако К. Менгер изображал ее весьма превратным образом. Абсолютизируя количественный подход, он трактовал ценность как субъективно-психологическое явление, всецело зависящее от сознания данного субъекта. Что же касается объективной стороны ценности, то она по существу игнорировалась им (заметим, попытка автора выявить ее субъективные и объективные моменты не увенчалась успехом, поскольку она опиралась на решающую роль познания в определении значения хозяйственных благ, что неизбежно вело к отождествлению этих моментов).[381] Между тем ценность имеет не только субъективную, но и объективную сторону. Последняя раскрывается лишь в процессе материально-производственной деятельности, в ходе которого формируются специфически ценностные отношения людей к окружающему миру. Иными словами, материальное производство является основой того, что вещи, предметы окружающего мира превращаются в блага, приобретают для человека определенное значение, т. е. ценность. Следовательно, ценность – это социальная категория, характеризующая значимость объекта в каждый данный исторический период времени.

В-четвертых, определение величины ценности хозяйственных благ наименьшей (предельной, по определению Ф. Визера) значимостью, или полезностью, последней единицы из числа тех благ, удовлетворяющей наименее насущную потребность отдельного индивида. Но такое определение характеризует особую, экстремальную, нетипичную ситуацию, в которой может оказаться человек. В обычных, нормальных условиях дело обстоит иначе. Каждый человек стремится к максимизации полезности. Поэтому ценность любой вещи определяется не наименьшей, а напротив,