Игнорируя это обстоятельство, К. Менгер предпринял очередную попытку опровергнуть трудовую теорию стоимости. Суть выдвинутых им аргументов такова. Ценность любого блага всегда равна значению удовлетворения потребности хозяйствующего индивида в зависимости от наличия в его распоряжении данного блага. Тот факт, затрачен ли и в каком количестве труд и другие блага на производство последнего, не находится в необходимой и непосредственной связи с величиной его ценности. Поэтому всякое «неэкономическое благо (например, количество дерева в первобытном лесу) не приобретает для людей ценности от того, что на производство его были затрачены большие количества труда или других неэкономических благ; найден ли бриллиант случайно или же добыт из месторождений путем затраты тысячи рабочих дней – это совершенно безразлично для его ценности; вообще в практической жизни никто не задается вопросом, какова история происхождения блага, но при обсуждении его ценности каждый имеет в виду те услуги, которые оно окажет и которых нужно было бы лишиться при отсутствии его в распоряжении».[386]

Кроме того, количество труда или прочих предметов производства, необходимое для воспроизводства благ, не является моментом, определяющим меру их ценности. Так, есть много невоспроизводимых благ (например, раритеты, картины старых мастеров и т. д.). Есть также много явлений народного хозяйства, обладающих ценностью, воспроизвести которые невозможно, а потому указанный момент не может быть принципом, определяющим меру ценности.

Наконец, ценность производственных средств, необходимых для воспроизводства многих благ (например, платьев, вышедших из моды, устаревших машин и т. д.), в некоторых случаях бывает выше, чем ценность произведенного продукта. Отсюда следует, что «ни затраченное на производство блага, ни необходимое для его воспроизводства количество труда или других благ не является моментом, определяющим меру ценности благ; таковым является величина значения тех удовлетворений потребностей, по отношению к которым мы сознаем свою зависимость от наличия в нашем распоряжении блага, так как этот принцип определения ценности применим ко всем случаям явлений ценности и нет из него исключения в пределах человеческого хозяйства».[387]

Этот всеобщий принцип диктует необходимость познания значения удовлетворения потребностей, сопряженного с неизбежными ошибками. Последние обусловлены тем, что довольно часто глупые люди благодаря несовершенству своего познания неправильно оценивают значение отдельных удовлетворений своих потребностей. Подобные ошибки совершают даже те индивиды, которые осуществляют хозяйственную деятельность на разумных началах, т. е. на основе познания истинного значения удовлетворения конкретных потребностей посредством правильной организации этой деятельности. Такие ошибки связаны прежде всего с познанием субъективного момента определения ценности. Однако люди нередко ошибаются и при познании объективного момента определения ценности, т. е. при познании величины доступных их распоряжению количеств благ, характеризующихся различными качествами. «Поэтому ясно также, почему именно эта область определения ценности конкретных благ подвержена в хозяйственной жизни столь многоразличным ошибкам, и отвлекаясь от колебаний в ценности, происходящих от изменения в области человеческих потребностей, или доступных распоряжению количеств благ, или же, наконец, во внутренних качествах благ, мы можем наблюдать также такие колебания, конечная причина которых лежит исключительно в изменившемся познании значения, представляемого соответственными благами для нашей жизни и нашего благополучия».[388]

Приведенные аргументы не достигают поставленной цели, поскольку они не столько опровергают трудовую теорию стоимости, сколько свидетельствуют о ее вульгаризации. Дело в том, что автор использовал давно известный прием, суть которого заключается в отрицании стоимости, подмене ее субъективно-психологической категорией ценности. Руководствуясь этим приемом, он стремился «доказать», что количество труда, затраченное на производство благ, не является определяющим моментом величины их ценности. Спрашивается, неужели автору неведомо, что стоимость и ценность – разные категории? Стоимость – это не просто трудовая затрата, осуществляемая в процессе производства. Стоимость – это общественно необходимый абстрактный труд, который затрачивается на производство товара и который обнаруживается посредством обмена товаров. Формой выражения стоимости является меновая стоимость, или ее развитая форма – цена. Следовательно, стоимость есть особая экономическая категория, присущая лишь товарному производству; она неразрывно связана с товаром, не существует вне товара, образуя его имманентное свойство.

Напротив, ценность характеризует социальную значимость (полезность) всякого блага. Формой выражения ценности является оценка его полезности этого блага; в ней органически сливаются субъективные и объективные стороны ценности. Поэтому, в отличие от стоимости, ценность есть философская (общесоциологическая) категория, присущая любому благу, независимо от его экономической формы. Иначе говоря, ценностью могут обладать как товары, так и нетовары. Поскольку ценность характеризует социальную значимость (полезность) блага, то ее субстанцией может быть только общественно полезный труд, затраченный на создание самого блага. Однако в условиях товарного производства общественно полезный труд подразделяется на отдельные виды и подвиды вследствие обособления товаропроизводителей, каждый из которых специализируется на изготовлении определенного продукта. В силу этого последний становится товаром, ценность которого устанавливается не непосредственно, а опосредованно – через рынок, где один товар обменивается на другой. Хотя необходимой предпосылкой такого обмена является потребительная стоимость товаров, тем не менее меновые пропорции формируются стихийно в соответствии с количеством общественно необходимого абстрактного труда, затраченного на производство обмениваемых товаров, т. е. их стоимостью. Следовательно, источниками стоимости и ценности являются разные субстанции.[389]

В этой связи довольно отчетливо обнаруживается несостоятельность вышеуказанных аргументов, выдвинутых автором с целью опровержения трудовой теории стоимости. Первый из них касается сути неэкономических благ, которые не приобретают ценности даже в том случае, когда на их производство затрачивается большое количество труда или других благ. Такая трактовка страдает своей внутренней противоречивостью и абстрактностью. Напомним, согласно автору, неэкономические блага – это общедоступные блага, количество которых превышает надобность в них. Если исходить из подобного определения, то бриллиант (в отличие от деревьев первобытного леса) нельзя считать неэкономическим благом, так как надобность в нем превышает его количество, доступное свободному распоряжению. Стало быть, бриллиант – это экономическое благо. Кроме того, это благо рассматривается автором как благо вообще, независимо от конкретно-исторических условий хозяйственной деятельности.

В действительности же бриллиант, как и другие аналогичные блага, относится к числу естественных (даровых). Поскольку они непосредственно даны природой, то в них не содержится ни одного атома человеческого труда. Эти блага обладают, однако, потенциальной ценностью, которая превращается в реальную лишь тогда, когда они становятся объектами хозяйственной деятельности, направленной на удовлетворение определенных потребностей людей. Но такая деятельность неразрывно связана с общественно полезными затратами труда, осуществляемыми в различных формах, начиная с простейших (собирание плодов в девственных лесах) до весьма сложных (создание продуктов потребительского и производственного назначения). Именно эти затраты образуют материальную субстанцию ценности хозяйственных благ.

Будучи вовлеченными в процесс обмена, хозяйственные блага становятся товарами. И хотя покупателя не интересует история происхождения приобретаемого им конкретного