наибольшей полезностью. Кроме того, величина ценности определялась автором, исходя не из экономической природы данного блага, воплощенного в последней единице, а из субъективно-психологической оценки ее полезности хозяйствующим субъектом с точки зрения степени насыщения его физиологических потребностей. Такой вульгарный подход не имеет ничего общего с экономической наукой, поскольку он покоится исключительно на психологии человеческого поведения. Обращая внимание на это обстоятельство, Б. Селигмен писал: «Критики теории Менгера вполне справедливо указывали на то, что описанные им психологические факторы не имеют никакого отношения к объективным экономическим процессам. Хотя современная теория признает роль антиципирования и намерений ex ante, но, что не менее важно, она отвергла психологические изыскания в области экономической науки. При этом исходят из следующих соображений: экономический анализ должен иметь дело лишь с фактами хозяйственной жизни, а не с психологической схемой деятельности. Правда, и при экономическом анализе должны быть приняты во внимание пределы действий человека, связанные с существованием более широкой общественной структуры».[382]

Опираясь на теорию субъективной ценности, К. Менгер пытался разрешить, известный еще со времен А. Смита, так называемый парадокс стоимости (ценности) воды и алмазов (бриллиантов, золота). По К. Менгеру, «бриллианты и золото столь редки, что все доступные распоряжению людей количества первых могли бы поместиться в ящике, а все доступные распоряжению людей количества второго – в одной большой комнате, в чем можно убедиться путем простого вычисления. Наоборот, вода для питья имеется на земле в столь большом количестве, что едва ли можно себе представить резервуар, который вместил бы всю ее. Поэтому люди имеют возможность удовлетворять лишь важнейшие потребности из тех, удовлетворению которых служат золото и бриллианты, а свою потребность в воде для питья они не только могут вполне удовлетворить, но еще спокойно глядеть, как большие количества этого блага остаются без употребления, так как нет возможности использовать все доступное их распоряжению количество. От конкретных количеств воды для питья при обыкновенных условиях не зависит ни одна человеческая потребность в том смысле, что при отсутствии в распоряжении людей этого конкретного количества ни одна потребность не осталась бы неудовлетворенной, тогда как по отношению к золоту и бриллиантам даже наименее важные изо всех потребностей, покрываемые всем доступным распоряжению количеством, все еще имеют для хозяйствующего лица относительно высокое значение. Поэтому конкретные количества воды для питья не имеют обыкновенно никакой ценности для хозяйствующих людей, конкретные же количества золота или бриллиантов имеют весьма высокую ценность».[383]

Итак, согласно К. Менгеру, разрешение данного парадокса обусловливает необходимость разграничения общего и конкретного количества указанных благ, доступных распоряжению людей, посредством которых они удовлетворяют свои различные потребности. Поскольку бриллианты и золото относятся к числу редких, или экономических, благ, надобность в которых превышает их общее количество, то эти блага служат удовлетворению лишь наиболее важных потребностей хозяйствующих лиц, имеющих для последних относительно высокое значение. Напротив, вода есть свободно доступное, или неэкономическое, благо, общее количество которого превышает надобность в нем. Более того, от наличия конкретного количества воды при обыкновенных условиях не зависит вообще ни одна человеческая потребность, поскольку каждая из них удовлетворяется в полном объеме, сверх которого остается еще без употребления большое количество воды. Отсюда следует, что общая полезность бриллиантов (золота) ниже общей полезности воды. Но конкретная полезность бриллиантов (золота) выше конкретной полезности воды. Поэтому каждая конкретная единица первого блага (золото, бриллианты) имеет весьма высокую ценность, а каждая конкретная единица второго блага (вода) не имеет никакой ценности.

Отсюда видно, что приведенные рассуждения покоятся на вышеупомянутых положениях. Во-первых, на абсолютизации количественного подхода к анализу экономических явлений. В соответствии с ним решающая роль в хозяйственной жизни отводится фактору редкости, т. е. ограниченности благ, возможности распоряжения ими. При этом сами блага рассматриваются как блага вообще, независимо от исторически определенной экономической формы.

Во-вторых, разграничение благ на экономические и неэкономические истолковывается автором весьма превратным образом. Дело в том, что он относит бриллианты (золото) к экономическим благам (надобность в таких благах превышает их количество), а воду – к неэкономическим (количество таких благ превышает надобность в них). Абсурдность и нелепость данного разграничения очевидна даже с точки зрения «здравого смысла». В действительности же эти блага являются даровыми, естественными («неэкономическими», по авторской терминологии), поскольку они непосредственно даны природой. Количественное различие между ними не меняет их принадлежности к данному виду благ. Редкость первого блага (бриллианты, золото) свидетельствует лишь о том, что оно составляет предмет роскоши, посредством которого удовлетворяются отнюдь не наиболее важные потребности хозяйствующих лиц, а потребности чисто эстетического (престижного) характера, обусловленного социальным положением этих лиц, не имеющего по существу столь важного значения в сравнении со значением второго блага (воды).

В-третьих, ценность трактуется автором исключительно с точки зрения потребительского поведения отдельного индивида, его психологической оценки значения полезности упомянутых благ. Спрашивается, оценку какого индивида следует считать мерой их ценности? Вразумительного ответа на этот вопрос автор не дал, а ограничился лишь указанием на некие экстремальные условия, в которых может оказаться такой индивид, располагая данными благами.[384]

Не случайно К. Менгер постоянно подчеркивал, что сущность и мера ценности по своей природе субъективны. В этой связи он писал: «Но и мера ценности также, безусловно, субъективной природы, и поэтому благо может сообразно различию в круге потребностей и доступном распоряжению количестве иметь для одного хозяйствующего субъекта большую ценность, для другого – малую, для третьего – совсем никакой. Чем один пренебрегает или на что он обращает мало внимания, того другой добивается, от чего один отказывается, то другой подбирает, и в то время как один хозяйствующий субъект ценит определенное количество одного блага наравне с большим количеством другого, у иного мы нередко наблюдаем обратную оценку.

Поэтому ценность субъективна не только по своему существу, но и по своей мере. Блага имеют ценность всегда для определенных хозяйствующих субъектов и в то же время имеют для них определенную ценность».[385]

Порочность такой трактовки заключается не в том, что К. Менгер стремился раскрыть субъективную природу ценности, которая действительно характеризует отношение любого хозяйствующего субъекта к конкретному благу, оценку значимости его полезности с точки зрения удовлетворения определенных потребностей данного субъекта, а в том, что он отрицал объективную природу ценности этого блага, становящегося при известных условиях товаром. Отождествляя благо как таковое с товаром, К. Менгер полагал, что и сущность, и мера ценности всецело зависят от субъективных оценок отдельного хозяйствующего субъекта, а потому не могут иметь своей объективной основы. Но в таком случае исключается возможность эквивалентного обмена благами, поскольку каждый хозяйствующий субъект дает свою оценку