—И я тоже невротик, если честно,— пожимаю я плечами.

—Вы считаете отношения с мужем абьюзивными? Токсичными?

—В последнее время — более чем.

—Это просто кризис!— недовольно вздыхает Борис.

—Борис, были ли случаи насилия с Вашей стороны?

—Да. Я… в аффекте дал пощёчину ей. Это было ЕДИНОЖДЫ. И больше не повторится. Тори не может мне этого простить. Отсюда и весь этот…

—Это неправда. Я могу простить пощёчину. Я не могу простить ему, что он…

Рассказываю ситуацию с Ильёй и его травмой. Борис перебивает через слово, пытаясь скормить свою версию. Ольга Павловна записывает.

—Виктория, можете ли Вы проанализировать, какие Ваши дефициты закрыл этот мужчина, к которому Вы ушли?

—Все…

—А точнее?

—Я могу рассказывать часами. Но я скажу кратко. Он — полная противоположность Борису. И для меня это — совершенство!

—Тори…— хмуро смотрит на меня Борис, пытаясь пристыдить взглядом.

—Нет, мне не стыдно. С ним я — женщина. С Борисом — безмолвная прислуга.

Все замолкают… Меня начинает трясти от эмоций. Ольга Павловна не выдала никакой реакции на мой рассказ о сыне. Мне кажется это самым важным в этой истории! Почему она ничего не сказала Борису?..

—Вы что-нибудь скажете нам?— требовательно смотрит на неё Борис.— Может быть, Виктории пропить какие-то антидепрессанты? Она отказывается от еды.

—Скажу. Виктория, Вы нужны своему сыну. Если не будете есть, у Вас не будет сил бороться за ребёнка.

Она права.

—Я буду есть.

—Вот видите, Борис. Вопрос решается просто. На мой взгляд, Виктории не нужны антидепрессанты. Она пытается поговорить с Вами, Борис. Вот рассказывая это всё мне, Ваша жена пытается показать Вам, как ситуация выглядит в её восприятии.

—Разве это важно?! Важно, чтобы Вы помогли ей воспринять ситуацию адекватно!

Помочь расставить приоритеты. Сориентировать на семейные ценности! Спасти нашу семью.

—Могу я попросить поучаствовать вас обоих в небольшом тактильном тесте?— игнорирует она его тираду.— Виктория… не отказывайтесь. Это позволит вам исследовать себя, понять. Встаньте, пожалуйста… Вика… Я могу называть Вас на «ты»?

—Конечно…

—Вика, закрой глаза, расслабься. Борис, обнимите, пожалуйста, свою жену.

—В смысле?

—Обнимите… Попробуйте через свои объятия передать ей всё, что чувствуете к ней. Если я не ошибаюсь, Вика тактильно ориентированный эмпат. На другом языке Вам не удастся договориться с ней.

—Но я не владею этим языком. Мой мне кажется содержательней.

—Просто обнимите.

—Может быть, Вы переведёте Виктории на её язык то, что я пытаюсь донести?

—Хм…

Я вдруг чувствую, как Ольга Павловна ласково обнимает меня, гладит по волосам.

—Маленькая девочка… Тебе страшно… обидно… одиноко… Я знаю. Ты хорошая… Ты ни в чём не виновата… Ты просто хочешь тепла… Ты имеешь на него право. Ты хорошая девочка…

Меня взрывает судорожными, неконтролируемыми рыданиями. Борис наблюдает, как она усаживает меня в кресло, поит чаем, закрывает пледом.

Чувствую опустошение… И — да, мне становится легче. И немного жаль, что моя мама так никогда не сможет.

—Если хотите, Борис, я могу обнять и Вас.

—Спасибо. Не нужно. Вы нам поможете?

—Только если Вы согласитесь работать.

—Мы согласимся.

—Нет, Вы не поняли. Сначала пять индивидуальных сеансов с Вами лично. Потом несколько сеансов с Викторией и вашим сыном. И только потом уже семейная психотерапия.

—Нет… это нам не подходит. Нам нужна сразу семейная.

—Вы хотите, чтобы психотерапевт подрихтовал под Вас жену? Но ни один специалист не станет этого делать. Ведь помощь нужна именно Вам.

—Что за глупости?— дёргается его лицо.

—Смените специалиста, если не доверяете мне. Он скажет Вам то же самое.

Мы молча едем домой. И уже на парковке:

—Тори, если я соглашусь работать со Старцевой… Ты обещаешь, что всё вернется в прежний формат?..

Отрицательно качаю головой.

—Я не приму тебя никогда. И никогда не прощу. И всегда буду искать способ тебя уничтожить, пока не вернёшь сына и не отпустишь нас.

—Значит, мы будем искать другого психолога…

Мы уже несколько дней не выходим из дома. Наших машин нет на парковке.

Жалюзи и портьеры закрыты намертво, словно здесь никто не живёт. Не знаю, хочу ли я, чтобы Стеф нашёл меня. Мне кажется, это может всё ещё сильнее усложнить в ситуации с Ильёй. Поэтому не подхожу к окнам.

Мне тошно… Каждый день тошнота от происходящего становится всё сильнее.

Полив творог мёдом, методично засовываю его в рот, жую, проглатываю. Я ем, да.

Но сил нет всё равно. Потому что я не понимаю, куда бежать и что делать. В полицию?

У отца там связи, вряд ли мне помогут. Всё замнут по его просьбе.

Время идёт очень медленно. Нам с Борисом тесно в нашем огромном доме. Мне кажется, мы чувствуем каждое движение друг друга. Стараюсь держаться подальше от него.

—Спокойной ночи, Пирожок, не грусти, ладно?— шепчу сыну в телефон, стараясь не реветь.

Борис из дверей слушает наш разговор на громкой связи.

—Мамочка, когда ты выздоровеешь?..

—Уже скоро… Я тебя очень люблю.

—И я тебя!

—Илюшка… а ты в доме у бабушки с дедушкой или вы уехали?

Борис дёргается, делая пару решительных шагов в мою сторону.

—Вика, дорогая, как ты себя чувствуешь?— тут же перехватывает у Ильи телефон мама.

—Я уже говорила, что презираю тебя до самой глубины души?

—Ты… неблагодарная! Вздорная! Ты сошла с ума!

—Ты там пьяная опять, что ли?

—Как ты говоришь с матерью?!

—У меня нет матери.

Скидываю вызов. Тут же перезванивает отец.

—Как ты говоришь с матерью?!

—Вы подло украли моего сына!— рявкаю я, срываясь.

—Если ты не угомонишься, клянусь, я упеку тебя в клинику на лечение.

—Пф! Пустые угрозы! Разве может дочь будущего мэра лежать в психушке?

Может, у него самого с головой не в порядке?!..

Меня трясёт от того, что я смею такое говорить отцу. Но я смею! Я всех ненавижу сейчас.