отрывисто спросил Елис, а потом уточнил. — В смысле он специально сказал? Не случайно сболтнул в ходе разговора, а нарочно сказал?

С этой стороны я данный вопрос никогда не рассматривала, однако… Я прикрыла глаза, вновь вспоминая обстоятельства того ужасного вечера, и уверенно ответила:

— Пожалуй, да. Он сказал это специально.

— Вот… — Елис произнес непечатное слово и торопливо извинился, когда я поморщилась. — Ну конечно, — он уже говорил больше сам с собой, чем со мной. — Кроме Макса, никто не знал. Так я и думал, что узнала ты от него. Однако мне и в голову не могло прийти, что он может это все так преподать. Я отменил этот дурацкий спор сразу же, Лисенок. И в принципе старался никогда не обсуждать ни с кем наши отношения, — он требовательно заглянул мне в глаза. — Ты мне веришь?

Верила ли я? Если бы я только знала. Хотелось, да. Сейчас уже глупо этого отрицать. Мне до сих пор до жути, до безумия хотелось ему верить. И в то же время я боюсь это делать. Плюс оставался еще один вопрос.

— Если все так, то зачем это Максу? — изумленно проговорила вслух. — Зачем ему подставлять тебя специально?

Задала вопрос, и тут же в голове начали всплывать факты, на которые я раньше никогда не обращала внимания. Не считала их значительными. Думала, что мне показалось. Липкие взгляды, которые я иногда ловила со стороны лучшего друга своего парня. Однако даже и мысли не допускала, что все действительно может так и быть. Не то чтобы пожаловаться Елису! Да как вообще можно встать между двумя друзьями?

Но, черт побери, я же ему нравилась! Истина, которая открылась мне только четыре года спустя. Словно был добавлен тот самый, последний кусочек пазла, открывший картинку полностью. И, как оказалось, в совершенно новом свете.

И ведь это объясняло если не все, то очень и очень многое.

Однако рассорить нас специально? Да на что он надеялся? Что я тут же назло Елису кинусь ему в объятия? Глупо, очень даже.

— Что? — ворвался в мои мысли голос Елисея. — Что ты сейчас подумала?

— Ничего, — покачала я головой, не спеша посвящать его в свои выводы. Вдруг я возвожу понапраслину на человека? И вообще, глупо с моей стороны сейчас так безоглядно верить Керну. Очень глупо. Но я верила. Черт побери, я верила!

— Нет, Алиса, говори. Ты же что-то подумала, — серьезным тоном проговорил Елисей, вызывая у меня нервную усмешку. Он ведь действительно слишком хорошо меня знает. Так, как, кажется, совершенно не может знать человек, с которым мы вообще никак не пересекались четыре года. Ну что ж, это не я настаивала.

— Я могла ему нравиться? — неуверенно уточнила я, а потом торопливо проговорила. — Я понимаю, что говорю о твоем друге, но мы вроде как пытаемся разобраться и…

Я замолчала, когда Елисей внезапно вскинул руку, останавливая мой бессвязный поток речи, и жестко проговорил:

— Я с ним перестал общаться после окончания школы. Хотя нет, — он вдруг хитро усмехнулся, — один раз я с ним пообщался. По морде ему дал. Когда узнал, что ты уехала. Не сдержался.

Последние слова он произнес каким-то странным, почти по-детски обиженным тоном, и я не сдержала смешка. Хотя, казалось бы, что тут смешного?

— Так что да, такой вариант вполне может быть, — уже увереннее проговорил Елисей. — И если так, мне очень жаль, что я не увидел всего этого тогда. Был слишком глуп, чтобы предотвратить катастрофу. Прости меня, пожалуйста.

Слово «катастрофа» было произнесено как-то совершенно обыденно, словно он действительно привык думать о произошедшем, как о катастрофе. Свыкся с этой мыслью настолько, что ничем другим оно не воспринималось. Или я просто хочу так думать и сейчас сочиняю? Не знаю. Однако почему-то сейчас все произошедшее тогда воспринималось уже иначе. И, наверное, сейчас бы я все-таки дала ему шанс. Выслушала его. Пусть до некоторых пор и повторяла прошлые ошибки, бегая от Керна и выдумывая всякую ерунду. Лишь бы показать, что мне и без него неплохо живется.

Я молчала, не зная, что ему на это ответить. Правда, не знала. Такой правды я не ожидала. Уже привыкла верить в то, что он меня предал. А если допустить, хотя бы на минуточку, мысль, что не предавал? Роковое стечение обстоятельств. Как ни крути, а в то время мы все еще были желторотыми юнцами, которые сами себе казались знатоками жизни. И взять нас «на слабо» ничего не стоило.

— Я тебя люблю, Лисенок, — твердо произнес Елисей, заставив меня посмотреть ему в глаза. — Всегда любил. И тогда, и сейчас. Я пытался забыть, честно, пытался. Что из этого вышло, ты сама знаешь… Я. Тебя. Люблю.

Он произнес эти слова уже раздельно, словно стараясь подчеркнуть их значимость. Они разорвали пространство, отразились от него и проникли глубоко в душу.

* * *

И мне бы сейчас растаять, как влюбленной глупой девчонке, однако не зря я так долго и усиленно собирала себя по осколкам. Не зря я так долго пыталась построить с кем-то нормальные отношения. Не зря я старалась стать другой Алисой — более спокойной, размеренной, уверенной. Не зря я так отчаянно старалась предостеречь Эльку от ошибок.

— Почему же ты тогда за все эти годы даже не пытался со мной поговорить? — постаралась я спросить ровно, однако в голосе все равно проскользнула обида. — Не думаю, что для тебя стало большой проблемой меня разыскать.

Я действительно этого не понимала. Если все действительно обстоит так, как он говорит. Если он всегда любил меня, тогда почему он со мной не поговорил? Я знала Елисея Керна много лет и прекрасно понимала, что, если ему приспичит, он заставит меня выслушать. Утащит, свяжет, сделает, что угодно, но заставит. Это меня и заставило тогда уехать. Слишком хорошо я знала его влияние на меня. Слишком хорошо понимала, что второй раз уйти не получится. Слишком сильно я его любила.

Так почему он не сделал этого раньше? Почему?

Мой вопрос заставил губы Елиса искривиться в горькой усмешке. Кривой и без малейшей капли веселья. Так, что я невольно почувствовала подвох.

— Ну почему же не пытался? — переспросил он. — Я приезжал. Сначала меня отец уговорил подождать немного, чтобы ты остыла и могла трезво все оценить. Выслушать меня. Я согласился, поскольку действительно чувствовал себя виноватым. Я винил себя и виню в том, что сначала согласился на этот спор. И именно чувство вины заставило меня подождать. А потом… Потом я приехал. И знаешь,