Земли, которые Симон передал своему сыну, были в числе тех, которые Папа приказал ему вернуть их южным сеньорам. Но ровно за месяц до этого Иннокентий отменил свои буллы в столь же суровых выражениях, как и те, что он ранее адресовал Симону и Арно-Амори. Так что в Кастельнодари Симон праздновал не только семейное торжество но и дипломатический триумф. Пять эмиссаров Лаворского Собора прибыли в Рим в марте и были удостоены ледяной аудиенции Папы. Послы Педро II все еще находились в городе, и пользовались таким влиянием, что Федисию и его спутникам потребовалось почти два месяца, чтобы переубедить Иннокентия. Они заявили, что его ввели в заблуждение. Цель крестового похода, утверждали они, была еще далека от достижения. Тулуза, Монтобан и горные крепости Пиренеев все еще укрывали непокорные общины еретиков, подданных южных князей, которых теперь защищал и Педро II. Арагонские послы энергично отрицали это, и на фоне грандиозных пасхальных празднеств в Риме всю весну продолжалась острая дискуссия. Обе группы послов неоднократно вызывались к Папе, и вопрос подробно обсуждался в коллегии кардиналов. Невозможность проведения столь деликатного политического мероприятия на расстоянии была как никогда очевидна, но Иннокентий в конце концов решил поверить Федисию. В резком письме, в котором даже не было обычного вступительного приветствия, он обвинил Педро II в том, что тот обманным образом играет на его неосведомленности. "Мы поражены, узнав о лжи, с помощью которой Ваши послы получили из наших рук буллы в пользу графов Комменжа, Фуа и Гастона де Беарна". Если бы эти князья действительно были верными католиками, они бы искали отпущения грехов и примирения с Церковью; но ни один из них этого не сделал. Поэтому угроза лишения владений должна была оставаться над их головами. Покровители еретиков, заявил Папа, более опасны для веры, чем сами еретики. Иннокентий запретил арагонскому королю вмешиваться в крестовый поход, но он не дал Симону всего, чего тот хотел. Хотя Папа отказался вернуть графам Тулузы, Комменжа и Фуа их земли, он не стал даровать их и Симону де Монфору. Вместо этого он объявил, что вскоре пришлет нового легата — их уже было пять — для рассмотрения жалоб южных князей и политического урегулирования в провинции. Это была крупная, и для Симона крайне нежелательная, уступка Педро II. Более того, приостановив выдачу индульгенций крестоносцам в особенно тяжелый для Симона момент, Иннокентий не собирался их восстанавливать. Он намекнул на возможность новых индульгенций в будущем, если катары продолжат сопротивляться крестовому походу. Но больше об этом ничего не было слышно. Поскольку Симон завоевал почти весь Лангедок, Иннокентий, несомненно, считал, что тот может обойтись теми войсками, которые у него уже были. Папа был слишком поглощен подготовкой к новому ближневосточному крестовому походу, чтобы позволить конкурирующему предприятию процветать во Франции. В сентябре, когда Педро II шел к Мюре, Иннокентий написал декану Шпейерского собора письмо с указанием перебросить всех потенциальных крестоносцев из Лангедока в Святую землю.

После неоднократных перемен в мнении Папы оставалось ясно только одно: королю Арагона запрещено вмешиваться в крестовый поход от имени лишенных собственности князей Юга. Как только Симон получил полный текст буллы, он отправил двух священников в Испанию, чтобы довести ее содержание до сведения Педро II и узнать, намерен ли он подчиниться. Педро уклонился от ответа, но его намерения были очевидны. Он усилил свой небольшой гарнизон в Тулузе и призвал своих вассалов собраться с оружием в руках. Повсюду шла активная подготовка к вторжению в Лангедок. Обстановка на Юге была напряженной. По слухам, Педро имел в своем распоряжении огромное количество наемников. В большинство обнесенных стенами городов прибыли посланцы графа Тулузского, призывавшие горожан изгнать гарнизоны северян. Некоторые из них так и поступили. В Тулузе сократившаяся группа трубадуров, все еще державшихся за угасающий двор Раймунда VI, писала сирвенты в честь арагонского короля, который, как они ожидали, "наполнит поля шлемами и хауберками, копьями и развевающимися знаменами; воскресит гордость, погибшую от рук французских вольных разбойников; ибо справедливость — наш спутник, а их постигнет погибель".

В первых числах сентября Педро II пересек Пиренеи через узкое дефиле перевала Венаск. Симон вывел все свои гарнизоны из района к западу от Гаронны, а арагонцев чествовали в каждом городе, куда они прибывали. Добровольцы стекались в их ряды. В нескольких милях от Тулузы они объединились с небольшими отрядами графов Комменжа и Фуа, а также с огромной толпой ополченцев из Тулузы. Эти последние не пользовались большим уважением как воины, но они привезли с собой провизию, оружие и шесть осадных машин на баржах, которые они отбуксировали вверх по течению от Тулузы. 10 сентября вся союзная армия прибыла под стены Мюре, где тридцать французских рыцарей и небольшой отряд пехотинцев удерживали цитадель для Симона де Монфора. Сила южной армии породила обычные гиперболы, особенно среди северных хронистов, которые стремились доказать, что Бог поддержал своих в предстоящей битве. Но на болотистых равнинах перед Мюре южане выглядели более внушительно, чем были на самом деле. Подавляющее большинство их составляла пехота, которую аристократический снобизм и военная некомпетентность вместе взятые отстранили от активного участия в битве. Испанская конница Педро II насчитывала 800 человек, и еще две сотни ожидались в ближайшее время; контингент Лангедока невозможно оценить, но, возможно, он включал 600 всадников. Таким образом, общая численность кавалерии южной коалиции была примерно вдвое больше, чем у крестоносцев, собравшихся в сорока милях от Фанжо. Среди испанцев многие были участниками битвы при Лас-Навас-де-Толоса, и они не сомневались в успехе. Но жители Тулузы были менее уверены в победе, так как знали стойкость Симона и страшились его мести.

Симон был хорошо осведомлен о передвижениях своего врага. Один из гонцов Педро II, везший письмо с предложением к одной из тулузских дам, был перехвачен его людьми. Симон уже направлялся к Мюре с 700 всадниками, когда гонец принес ему известие о том, что южане осадили город. Сначала он намеревался идти всю ночь, чтобы к утру добраться до осажденного гарнизона. Но его сдержала усталость его людей, а также просьбы группы церковников из семи епископов и трех аббатов, которые надеялись, что Педро II еще можно убедить оставить своих союзников. Прелаты настаивали на том, чтобы подождать в Савердёне, пока в лагерь короля будет отправлена просьба о охранной грамоте. Но Педро ответил, что священники, сопровождающие армию в этом не нуждаются, и оптимистичные планы епископов пришлось оставить. На рассвете следующего утра, 11 сентября, семь епископов собрались в темноте замковой часовни и при мерцающем свете свечей торжественно объявили об отлучении от Церкви предводителей южан, а армия крестоносцев под стенами замка была сформирована в три баталии.