А так я для него — никто, пустое место. Безликая и безымянная.

Следующие слова Рассарха стали для меня последней каплей:

— Снимите браслет, Мари. Это семейная реликвия.

Дрожащими пальцами потянулась к застежке.

— Как будет угодно вашему величеству. — Раздался тихий щелчок, и браслет упал на ворох бумаг, отмеченных крупным размашистым королевским росчерком. — Вот только непохоже, чтобы вы ею особо дорожили. Иначе бы не стали дарить своей фаворитке.

В глазах Рассарха сверкнули льдины.

— Снимите и уходите, — приказал он, жестко закончив: — В ваших услугах здесь больше не нуждаются, неали Омон.

По Анделиору я пронеслась ураганом, готовая снести любого, кто встанет у меня на пути. Не потому, что была зла (хотя нет, все-таки была), а потому, что предательские слезы слепили глаза. Я не видела никого и ничего. Со слухом тоже начались проблемы — не сразу услышала, как меня окликает Северина:

— Мари! Мари, подожди!

Смахнув дурацкие слезы, вынужденно притормозила.

— Ты куда это как оголтелая несешься? — нагнала меня девушка.

— Переодеваться, — буркнула я, снова ускоряя шаг.

Уже и забыла, когда плакала в последний раз, а тут, смотрите-ка, распустила нюни. Да и было бы из-за чего! Из-за какого-то королька! Зря тогда его спасла, ой зря. На берег на своем горбу тащила, и это после того, как он у меня перстень нагло свистнул. Нужно было забрать артефакт и оставить его там помирать!

— А что не так с твоей одеждой? — продолжала допытываться Северина.

— То и не так, что она не моя! — огрызнулась я.

И тут же мысленно на себя прикрикнула: соседка не виновата в том, что я злюсь на Рассарха и на его придворного попугая.

— Извини, — сказала примирительно. — Просто меня только что уволили. Это было очень неприятно и очень неожиданно.

И теперь я в отчаянии.

Сердце океана, Яна, Сердце океана! Дурында ты такая.

Северина ахнула и округлила глаза.

— Белонезсская?!

— Ваш правитель, — хмуро уточнила я и вошла в комнату.

Глаза девушки округлились до максимальной стадии округления, если таковая, конечно, имеется.

— За что?

— За это! — Я продемонстрировала соседке, теперь уже бывшей, левое запястье. Спохватившись, что королевскую семейную реликвию у меня забрали (вот что за привычка такая — отнимать у меня чужие подарки!), мрачно проговорила: — Из-за того браслета. Оказывается, он когда-то принадлежал покойной королеве. Вот его величество и взбесился.

А может, из-за вчерашнего разозлился. Оскорбился, что какой-то прислуге хватило наглости не растечься у его ног сладкой лужицей.

Но разве моя вина, что любовные чары на него подействовали, а антилюбовные не срабатывают?

— И что ты теперь будешь делать? — Опустившись на край кровати, Северина наблюдала за моими попытками собраться.

Собирать-то в общем-то было нечего: я пришла в блузе и юбке, презентованных мне рыбаками, в них и уйду. Ах да! Еще гребень и сережки с собой захвачу. Не все же подарочки должны становиться отдарочками. Ожерелье не возьму. Пусть забирает его и сам носит. Или дарит очередной своей любовнице!

— Вернусь к жениху.

Я не стала уточнять, к какому именно. К рыбакам, конечно, загляну, переночую. Успокоюсь немного, приведу в порядок мысли, да и попрощаться с ними нужно. А утром свяжусь с Сельвеей. Скажу как есть, что не справилась, провалила задание, и попрошу вывести меня на Невора. Пора нам с ним познакомиться, а мне чистосердечно признаться, что потеряла его подарок.

Говорят ведь, повинную голову меч не сечет. Вроде как.

Была еще мысль остаться жить на суше и пытаться приспосабливаться к новым реалиям и новому миру. Но тогда Сельвея потеряет свои силы, станет изгнанницей. Она, конечно, мутная лошадка, вернее, русалка, но, может, ни в чем и не виновата. И уж точно гнева Невора не заслужили сейн, его семья и другие мары.

Переодевшись, я попрощалась с Севериной, пожелала ей удачи, а главное, терпения с недокоролевами. Бросила по сторонам прощальный взгляд и покинула спальню, понимая, что больше никогда сюда не вернусь.

Надо же, всего три дня продержалась.

Невезучая ты, Яна. Особенно с мужиками.

Прямо беда какая-то.

Хорошо хоть удалось избежать встреч с герцогиней и невестами. Особенно с Ренальдиной. Представляю, как она обрадуется, когда узнает, что меня выставили из дворца. Да и Лайра наверняка огорчаться не станет, быстро найдет мне замену.

Марэя следовала за мной по пятам и так горько вздыхала, что хотелось вздернуть себя на ближайшем суку или утопить в первом попавшемся фонтане.

Еще и причитала:

— И что теперь будет?.. Что бу-у-удет…

Эти ее стенания оптимизма не добавляли, поэтому по городу я брела как в воду опущенная. Потерянная и разбитая. День постепенно клонился к вечеру, мне следовало прощаться с Асканией и отправляться в рыбацкий поселок, но ноги, если честно, туда не несли. Было такое чувство, что, как только увижу Ингвара с сыном, уже окончательно проиграю и распишусь в собственном бессилии.

И я тянула до последнего, бродила по улицам столицы, сама не понимая, куда иду. Пыталась думать о том, что будет дальше, но от этих мыслей становилось совсем тоскливо. Лишь утвердилась в своем решении поговорить с Невором и попытаться решить эту проблему малой кровью. Желательно — вообще без крови.

Не заметила, как стемнело. Спохватилась, только когда зазвонил колокол, сообщая об окончании вечерней службы. Бросилась искать городские ворота, а когда до них добралась, выяснилось, что те уже заперты. Несшие вахту стражники уперлись рогом и ни в какую не желали меня выпускать — видимо, тоже сердца заняты, а может, это я просто форму теряю.

Наверное, видок у меня сейчас был жалкий и совсем не соблазняющий. В общем, не маровский.

— Значит, придется под звездами ночевать, — философски подытожила я, сворачивая на улицу, по которой пришла.

Если правильно помню, она выведет меня к небольшому уютному скверу. Посижу на лавочке до утра — не расклеюсь. Тем более что вечер теплый, безветренный.

Глубоко уйдя в свои мысли, я даже не заметила, как мимо меня пронеслась карета. Правда, далеко умчаться не успела, резко затормозила. Так резко и неожиданно, что я остановилась вместе с ней. Распахнулась дверца. В вечерних сумерках, с каждой минутой все больше сгущавшихся, показалась чья-то рука, затянутая в светлую перчатку. Меня поманили коротким, небрежным движением пальцев, и я, вместо того чтобы куда-нибудь свернуть (хоть сворачивать здесь было некуда), неожиданно покорилась этому властному жесту.