Новости о событиях во Франции ошеломили Европу. Франция была самой густонаселенной европейской страной, самой фешенебельной и влиятельной. Все, что происходило во Франции, было важно. Консерваторы были шокированы – либералы ликовали, не исключая и британских. Юный поэт Вордсворт писал: «Жить на заре перемен уже счастье, но быть молодым – настоящее благословение». Ошибочно (что случалось с ним крайне редко) оценив новости из Парижа, премьер-министр Питт приветствовал их как предзнаменование пятнадцати мирных лет. Только благоразумный Эдмунд Бёрк выражал опасения. В своих «Размышлениях о Французской революции», опубликованных уже в 1790 г., он заметил, что революция «свергла монархию, но не завоевала свободы». Обращаясь к истории Древнего Рима, он предрекал, что рано или поздно «какой-нибудь популярный полководец установит на месте анархии военную диктатуру».

По следам событий во Франции по Европе прокатилась волна восстаний, вспыхнувших в Голландской республике, в Австрийских Нидерландах и в Женеве. В Дублине поднялось движение за независимость, организованное Вольфом Тоном, который отправился в Париж в надежде получить от революционеров военную помощь. Король Речи Посполитой Станислав Август ввел либеральную конституцию, предусматривающую выборы, – и сам Бёрк назвал ее «вероятно, чистейшим общественным благом, которое когда-либо было даровано человечеству». В это время во Франции короля Людовика XVI заставили покинуть Версаль и переехать в парижский дворец Тюильри, где он жил фактически на положении пленника. Следующие несколько месяцев он старался умилостивить революционеров: подписывал издаваемые ими эдикты, летом 1790 г. даже тактично присоединился к празднованию годовщины взятия Бастилии. А затем опрометчиво послал Австрии мольбу о спасении.

Отношения монарха и Национального собрания быстро ухудшились. В июне 1791 г. Людовик почувствовал неизбежное и попытался скрыться, переодевшись лакеем. Его узнали, поймали, вернули в Париж и без долгих рассуждений освободили от обязанностей. Он был вынужден подписать новую конституцию, положив конец монархии, которая брала начало с Хлодвига и Пипина. Власть перешла новому Законодательному собранию из 745 депутатов, которые впервые собрались в октябре 1791 г. В Собрании преобладали представители умеренной партии жирондистов, и многие надеялись, что этим революция и окончится, а король, как в Британии, останется конституционным главой государства.

Но во Франции не было традиции постепенных реформ и опыта регулярных собраний – площадок, где политический конфликт можно разрешить с помощью дебатов. Уже в 1792 г. умеренные жирондисты сдали позиции радикальным якобинцам, во главе которых стоял несгибаемый фанатик Максимилиан Робеспьер. Якобинцы и примкнувшие к ним депутаты занимали в Собрании верхние ряды сидений, чем заслужили прозвище «монтаньяры» – горцы. Умеренную партию стали называть «низиной» или «болотом». На верность армии и Национальной гвардии Лафайета рассчитывать не приходилось, и к лету Париж был отдан на милость местных банд санкюлотов («без кюлотов»), прозванных так потому, что они носили длинные брюки, а не аристократические короткие штаны-кюлоты с чулками. Санкюлоты вломились в Тюильри, напугали короля и заставили его пить за их здоровье, нахлобучив монарху на голову красный фригийский колпак.

Тут европейские монархии наконец пробудились. В 1791 г. Пруссия и Австрия опубликовали Пильницкую декларацию, потребовав «реставрации монархического правления в соответствии с правами суверенов». Для спасения Людовика XVI они сколотили коалицию, в которую вошли Австрия, Пруссия и Голландия, – Британия же, по своему обыкновению, поддержала союзников деньгами. В сентябре 1792 г. прусская армия под командованием герцога Брауншвейгского поспешила на помощь Людовику, прорываясь к Парижу через Шампань, с целью восстановить монархию.

В 1793 г. Национальное собрание отреагировало на угрозу и собрало три армии численностью 300 000 человек, впервые в истории объявив всеобщую мобилизацию. Северная армия столкнулась с войском герцога Брауншвейгского при Вальми – в этом сражении весьма полезной оказалась бывшая королевская артиллерия. На прусские ряды обрушился град ядер, противник бежал, а революция одержала ошеломительную победу. Хваленые прусские солдаты, самые вымуштрованные в Европе, были разбиты в пух и прах. Восторженное Парижское собрание заявило, что готово «вторгнуться в любую страну, народ которой пожелает вернуть себе свободу». Победа при Вальми спасла революцию и ужаснула старые европейские режимы.

На революционный призыв откликнулись по всему материку, но восстать решились не многие. Русская императрица Екатерина II была шокирована «революционными» реформами Станислава Августа, которыми так восхищался Бёрк. Несмотря на то что король Речи Посполитой был некогда одним из ее любовников, она вторглась в его страну и отменила изданную им конституцию. Затем она предложила соседям – Австрии и Пруссии – разделить добычу, и Польшу раскроили на три части. Россия взяла себе Литву, Австрия – Краков, а Пруссия – Варшаву. К 1795 г. Польши больше не существовало. Содеянное Екатериной встало в один ряд с захватом Фридрихом Великим Силезии – еще одно ничем не спровоцированное расширение границ империи. Не в первый и не в последний раз Польша поплатилась за беспокойство, которое причинила своим более влиятельным и неразборчивым в средствах соседям.

В 1792 г. стало понятно, что, хотя Национальное собрание может объединиться против внешнего врага, сохранять внутреннее единство оно не способно. Собрание раскололось: Парижская коммуна сформировала Комитет общественного спасения под руководством Жоржа Дантона, Лафайета отстранили от руководства гвардией, а чтобы судить предателей, учредили трибунал. Национальное собрание заменили радикально настроенным Национальным конвентом Франции, который объявил, что король низложен, а в стране установлена республика. Затем Конвент поставил на голосование вопрос о казни Людовика: Робеспьер, Дантон и радикальный журналист Жан-Поль Марат громко высказывались в пользу этого шага. Когда Робеспьеру напомнили о его прежнем решении отменить смертную казнь, он отвечал: «Людовик должен умереть, чтобы Франция жила». Когда в январе 1793 г. король отправился на гильотину, его последние слова, обращенные к толпе, потонули в барабанном бое.

Революция начала дробиться на части. Национальный конвент заменили вторым Комитетом общественного спасения (Комитетом Робеспьера). Тех жирондистов, что все еще придерживались умеренных взглядов, арестовала толпа, и двадцать один человек был отправлен на гильотину. Комитет, которым командовал Робеспьер, официально объявил о проведении особой политики – террора, что не в последнюю очередь говорит об уровне анархии. Робеспьер заявлял: «Движущей силой народного правительства в революционный период должны быть одновременно добродетель и террор – добродетель, без которой террор пагубен, террор, без которого добродетель бессильна. Революционное правление – это деспотизм свободы против тирании»[18]. Эта фразеология стала образом мысли диктаторов на все последующие времена.