– Начал писать что-то новое? – спрашивает он.

Сол пожимает плечами. У него высокий лоб и короткая стрижка ежиком. У него узкий нос и разноцветный глаза – левый зеленый, а правый почти серый. Джамил видит все это, но никогда не говорит об этом. Так же не говорит о приступах эпилепсии друга-художника.

– Мистер Ханинг обещал нового клиента, – говорит Сол, наливая себе еще вина.

– Снова портрет? – спрашивает Джамил. Художник кивает. – Девушка?

– Старик, – морщится художник.

Теперь кивает Джамил, бросает короткий взгляд в сторону окна, где стоит старый, пыльный мольберт. «Тогда кто это?» – хочет он спросить художника, но не спрашивает.

– Как Бриджитта? – спрашивает Сол.

– Вчера оставалась у меня на ночь, – Джамил снова бросает косой взгляд в сторону пыльного мольберта. Черты определенно похожи – женщина на холсте и женщина, в которую он влюблен.

– А как работа? – спрашивает Сол. Джамил не слышит его.

– Нет, не похожа, – говорит он, смотрит художнику в глаза.

– Не похожа на что?

– На твою работу, – спешно находится Джамил, переводит разговор на Кэнди. – Ты помнишь Кэнди?

– Шлюху, которую ты просил меня пристроить в натурщицы?

– Она умерла.

– Наркотики?

– ВИЧ, – Джамил снова смотрит на холст. – Сколько женщин у тебя здесь бывает?

– А сколько женщин бывает в твоей патрульной машине?

– Говорят, им нравятся художники.

– Говорят, копы женщинам тоже нравятся.

Сол наливает еще вина, рассказывает о пейзажах, которые можно написать с крыш высотных зданий.

– У тебя пахнет марихуаной, – говорит Джамил.

– Ты будешь? – предлагает художник.

Джамил качает головой.

Бриджитта. Джамил целует ее шею, чувствует запах художественной краски, чувствует запах марихуаны.

– Ты пахнешь художником, – шепчет он ей на ухо.

– Это что, такие постельные разговоры? – спрашивает Бриджитта.

– Это ерунда, – говорит Джамил.

Он лежит в кровати, наблюдая, как Бриджитта идет в ванную, обернувшись простыней. Она напоминает ему Кэнди. Даже улыбается, как Кэнди. Джамил дожидается следующего дня и тратит несколько часов на безрезультатные поиски могилы Кэнди.

– Ее словно и не было, – говорит он после художнику. Костяшки на его руках разбиты, а на кожаной куртке все еще засыхают свежие капли крови. Чужой крови.

– Ты снова кого-то избил? – спрашивает Сол.

– Мне за это платят, – улыбается Джамил. Художник молчит. – Его звали Хэнк. Он был сутенером Кэнди, – цедит сквозь зубы Джамил. – И не смей обвинять меня! – косой взгляд на картину у окна, подняться, пройтись по комнате.

«Почему же ничего не видно? Почему этот припадочный еврей не рисует ее лицо?» – Джамил смотрит на художника, но спросить не решается.

– Тебя кто-нибудь рисует? – спрашивает он вечером Бриджитту.

В ресторане тихо и официант терпеливо стоит рядом, ожидая заказ. Официант, которого не замечает Джамил.

– Что, значит, рисует? – спрашивает Бриджитта.

«Почему же она так сильно напоминает Кэнди?» – думает Джамил.

– У тебя есть еще кто-то кроме меня? – спрашивает он Бриджитту.

– Что?

«Почему же так сильно напоминает Кэнди?!» – мысль вгрызается в сознание крохотными червями, от которых нет спасения. Даже ночью, в постели. С Кэнди… Нет. Все еще с Бриджиттой, но разве с Бриджиттой возможно все это? Нет. Только с Кэнди. Джамил вспоминает мертвую девушку, вспоминает проведенные с ней ночи. Как близко он прошел от грани. Как долго он смотрел в бездну за этой гранью?

– Хватит! – кричит где-то далеко Бриджитта. – Остановись! Ты делаешь мне больно, Джамил! Я так не хочу…

Сол. Художник. Мольберт. Картина. Обнаженная женщина без лица.

«Тело явно принадлежит Бриджитте», – думает Джамил.

– Когда ты сделаешь ей лицо? – спрашивает он.

– Кому?

Джамил качает головой, подходит к окну, продолжая смотреть на картину. Женщина. Его женщина. Оливковая кожа, которая нравится ему на ощупь. Впалый живот, который он так часто целует. Упругие груди с крупными сосками, которые кажутся всегда твердыми. Впадина на шее. Узкие плечи.

– Ты часто рисуешь портреты? – спрашивает Джамил.

– Это хорошие деньги, – говорит Сол.

– Ты как Хэнк, – говорит Джамил, ожидая оправданий, но художник молчит. Молчит и Джамил.

– Поругался с Бриджиттой? – спрашивает Сол.

– Нет, – Джамил вглядывается ему в глаза.

Кэнди. Сутенер. Кровь. Смерть.

– Ты ведь спишь с ней? – спрашивает Джамил художника.

– С кем?

– С той, кого ты рисуешь сейчас.

– Я рисую старика, Джамил…

– А Кэнди?

– Что Кэнди?

– Ты спал с ней, когда она приходила к тебе?

– Нет.

– А я спал, – Джамил смотрит за окно, но взгляд тянется к незаконченной картине.

Ночь. Джамил везет Бриджитту по темным улицам, вдоль которых выстроились мужчины и женщины, предлагая себя.

– Почему мы здесь? – спрашивает Бриджитта, стараясь не смотреть по сторонам.

– Но взгляд цепляется, верно? – спрашивает ее Джамил.

– Цепляется к кому?

– К ним, – он опускает боковое окно, останавливается. Молоденькая девочка заглядывает в машину.

– Секс втроем? – предлагает она.

– Боже мой, нет! – Бриджитта пугливо качает головой.

– Может быть, тогда я? – спрашивает мускулистый брюнет, из-за спины девочки.

– Пожалуйста, увези меня отсюда, – просит Бриджитта Джамила.

– Почему? Это моя работа, – он протягивает девочке двадцатку, неспешно катится дальше, рассказывает о художнике.

– Что плохого в пейзажах? – спрашивает Бриджитта, цепляясь за любую тему, лишь бы ее увезли подальше от кошмарных улиц.

– Иногда его пейзажи выглядят еще хуже, чем эти улицы.

– И что? Это просто искусство, знаешь, есть много знаменитых художников…

– Он убил Кэнди, – Джамил рассказывает о девушке, которую любил. Теперь ему кажется, что любил. – Сол мог спасти ее, но не спас.

– Но ведь он же художник, а не соцработник и тем более не доктор, – устало говорит Бриджитта.