отправки телеграммы, объявляющей о заговоре, но Некрасов поторопился и отправил ее вопреки мнению правительства и таким образом поставил последнее перед свершившимся фактом.

Керенский. Я не помню. Я припоминаю, что телеграмму, отправленную по беспроводному телеграфу, задержали просто потому, что мы считали, что не должны чрезмерно будоражить общественное мнение и чувства.

[Роль Некрасова! Это одно из самых злонамеренных измышлений в деле Корнилова. В показаниях почти каждого расположенного к Корнилову свидетеля можно найти некоторые ссылки на участие Некрасова — этакого злого гения премьера, «который легко поддается постороннему влиянию». Здесь Некрасов составляет, без ведома правительства, телеграмму, «которая делает все дальнейшие переговоры невозможными»; там он приказывает по собственной инициативе снять рельсы по дороге к подразделению Корнилова; потом выдвигается в качестве безответственного советчика и т. д. Я сам читал в одной из прокорниловских газет, как Некрасов «разрушил возможность соглашения между Керенским и Корниловым». Пассажи в таком стиле появляются постоянно. Разумеется, все это чистейшие выдумки, и сам Некрасов был совершенно прав, когда доказал, что все руководящие указания исходили от меня и что ничто важное не могло быть предпринято без меня. И все же нет дыма без огня: Некрасов на самом деле многое сделал для того, чтобы как можно быстрее покончить с движением генерала Корнилова. Этого корниловцы не смогли простить ему! Они мстят Некрасову потому, что он как заместитель премьер-министра, так сказать, мой ближайший помощник в верховном управлении государством, выполнял в те тревожные дни общей неуверенности свои обязанности в высшей степени сознательно и на редкость энергично. Они отомстили ему за то, что он помогал мне. Я оставляю в стороне соображение, что даже как простой гражданин Некрасов должен был внести вклад в быстрое подавление восстания, даже помимо его непосредственных обязанностей. Корниловцы, наверное, некоторым образом смягчили бы свое отношение к нему, если бы знали, что был час, когда рядом с собой я не видел даже Некрасова!

Но почему роль Некрасова, который ускорил подавление неповиновения, должна так сильно интересовать следственную комиссию, для меня не совсем ясно. Я не желаю признавать, что любая энергичная деятельность в подавлении мятежа должна интересовать некоторых членов следственной комиссии больше, чем сам мятеж.

Бессовестную травлю, начатую в разных корниловских публикациях против всех тех, кто привел Корнилова к коллапсу, можно увидеть из самого способа, которым «Новое время» от 10 октября сообщало о моем допросе следственной комиссией, изначальные подробности которого сейчас предстают перед глазами читателя. Процитирую несколько характерных выдержек из версии «Нового времени». После вступительных замечаний насчет того, что «А. Ф. Керенский часто сам принимал участие в допросах свидетелей» (что является абсолютной ложью), эта газета следующим образом пишет о моих показаниях:

«Сначала он дал краткие разъяснения, в сжатой форме передавая весь ход своих переговоров с генералом Корниловым. Эти разъяснения между тем вызвали ряд дополнительных вопросов. Один из членов следственной комиссии проявил интерес в вопросе, наделил ли премьер-министр В. Н. Львова полномочиями вести переговоры со Ставкой? А. Ф. Керенский ответил утвердительно (?!). Также премьер подтвердил (?!), что Львов не присутствовал на переговорах по аппарату Хьюгса 26 августа, и объявил, что в свете важности этого вопроса для государства он прибег к такому трюку (?). Керенскому задали ряд вопросов о причине отставки нескольких министров и о давлении (?), оказываемом на премьера в этом деле его бывшим заместителем Некрасовым. В целом следственная комиссия сосредоточила свое внимание главным образом на роли Некрасова. Премьера спросили, кто был автором хорошо известного воззвания А. Ф. Керенского к народу относительно выступления генерала Корнилова, которого описывали как негодяя (?), предателя (?) и изменника (?). А. Ф. Керенский утверждал, что автором этой телеграммы был Н. В. Некрасов (?!). Один член следственной комиссии подробно допросил (?) о вмешательстве Некрасова в чисто военные вопросы и о давлении, которое он оказывал на решение вопросов о созыве членов Верховного командования армии».

Такая смесь извращения правды и неприкрытой лжи была предложена читателю в качестве отчета о моем допросе. Для того чтобы глубоко оценить редакторскую работу «Нового времени» и аналогичных газет, следует помнить, что, пользуясь преимуществами надежных источников, корниловские газеты имели в распоряжении все документы следственной комиссии почти в день их составления. К сожалению, я слишком поздно узнал о том, кто обеспечивал их такими источниками.]

Председатель. А что насчет Крымова и подразделения 3-го корпуса? Были ли отданы приказы остановить его, разрушить дороги и т. д.? Было ли это вызвано некоторыми документами или лишь предположением, что под всем этим мало оснований? Совершил ли Крымов какой-нибудь акт открытого неповиновения приказам штаба?

Керенский. Как я уже говорил, Крымов участвовал в мятеже, к которому присоединился вместе с маленькой группой офицеров, с вполне определенными намерениями. Я припоминаю небольшой инцидент: когда Крымов застрелился, офицер, имени которого я не помню, думаю, это был Багратуни, заметил: «Теперь все следы уничтожены». Крымов не выносил приказа остановить продвижение и продолжал идти вперед.

Шабловский. Если такие приказы были отданы, значит, они были сделаны на основании некоторых документов?

Керенский. Да, были сообщения о нахождении объединений, о которых идет речь. Главную роль в этом случае сыграли железнодорожники, которые докладывали о малейших передвижениях.

Параграф 25

Шабловский. А о чем конкретно доложил Филоненко по прибытии из Ставки?

Керенский. Приезд Филоненко в Петроград был не до конца понятен мне. Я не знаю настоящей причины его приезда. Он ни о чем мне не докладывал, пока я сам не вызвал его в Зимний дворец. Ночью я послал его в районный штаб. Как только Филоненко появился там, Савинков намекнул мне, что он желал бы получить его в качестве ближайшего помощника по обороне Петрограда. Я возразил, но в конечном итоге согласился на это, поскольку я решил, что главный распорядитель операции может выбирать себе в помощники кого угодно под свою ответственность. Однако на следующий день стало известно, что Филоненко проводил весьма неуместные переговоры с генералом Корниловым. Тогда я вызвал его сюда, и он признался в характере разговора, который между ними состоялся. Между тем Савинков начал делать ряд смягчающих комментариев. Должен сказать, что Савинков — весьма доверчивый человек, и если он когда-нибудь в кого-то поверит, то долгое время не замечает в этом человеке никаких недостатков. Вот что рассказал мне Филоненко: Корнилов спросил у него, не будут ли ему препятствовать, если он объявит себя диктатором. Филоненко ответил, что он против личной диктатуры, и отказался поддерживать Корнилова. Тогда последний предложил ему «коллективную» диктатуру, которая будет состоять из Корнилова, Керенского, Филоненко и Савинкова. На это Филоненко ответил, что он