что она будет отрезать себе толстые куски, но всё оказалось ровно наоборот. Света довольно искусно отрезала тонкие ломтики душистого сервелата и аккуратно клала их на ломти белого, до сих пор ароматного хлеба.

Плохого я о людях прошлого и не хотел никогда думать, но, учитывая, что Света жила именно тогда, а в ЭВМ есть ей не приходилось, значит можно сделать вполне конкретный вывод, что тогдашняя культура вряд ли подразумевала под собой жадность и одно лишь желание набить брюхо. С другой стороны, сразу видно, что люди тогда и не голодали, иначе она бы набросилась на бедный сервелат с таким же остервенением, что и обжора. Несмотря на голод, Света поедала бутерброд медленно, хорошо прожёвывая и, как говорили классики, помогая обществу.

Глядя Свете в лицо, я будто бы находил черты, оставшиеся от той драконицы, что я видел в течение полугода: зрачки в глазах её будто бы иногда меняли форму, зелёная радужка изредка излучала слабый-слабый свет, её руки будто рефлекторно повторяли те цепкие движения, характерные для когтистой лапы, я видел, как иногда она проводит языком по зубам, словно облизываясь.

До отвала наевшись, пошли в гостиную. Устроившись на диване в позе ленивца, Света спросила:

– Ну что, чем увеселишь дорогую гостью?

– Вопрос хороший, – я взглянул на часы. – Сейчас шесть часов утра. Можем утрясти съеденное и пойти гулять, пока не стало жарко. Хочешь гулять?

– Хочу. Я за любую деятельность. Главное – на месте не сидеть. Как раз посмотрю ваши современные города.

– А кто такие эти «ваши»? Или ты уже не гражданка России?

– Ошиблась. Наши города, наши. Видя перед собой отнюдь не Новую Москву и видя на флагштоках не бело-сине-красный флаг, я ощущаю себя в другой стране. Привыкну.

Людей на улицах всё так же мало, разве что на Солнечном проспекте их немногим больше, равно как и автомобилей. Медленно шагали по тротуару, деревья бросали на него тень, дома светили множеством глаз, отражая свет встающего на востоке солнца. Света шла со мной под руку, с интересом смотря вокруг.

– Красиво тут у тебя. Интересно, а как там Новая Москва поживает?

– Вроде хорошо. Я там давно не был. Можем туда как-нибудь слетать, когда я свой долг исполню. Россия вообще большой стала, в сравнении с теми временами, когда жила ты.

– Да, уже убедилась. Одного беглого взгляда на карту достаточно было. За всю жизнь, наверное, не посетишь все места… А что там с политикой? Союзники у России есть?

– Как и всегда, армия и космический флот – наши бессмертные слуги. У арабов мы помощи не просим, хотя у нас и союз, да и сами они предлагали. Не хотим мы быть в долгу. Война с корпоратами – дело наше, пусть арабы лучше со своими проблемами сначала справятся. А больше и нет у нас никого. Варсайллимы нам враги… Ты вообще знаешь, кого-то, кроме КЧС?

– Что-то слыхала, – Света призадумалась. – Варсайллимы выглядят как кошки. Думаю, главнее всего знать, что они – наши враги.

Я кивнул.

– Ты права. Раньше они с нами воевали активнее, были первым государством, присоединившимся к силам Упадка, а после присоединения к ним уже корпоратов внезапно угомонились. Иногда что-то от них к нам залетает, но то меркнет по сравнению с масштабами вторжения КЧС. Чёрт его знает, что с ними случилось. Лацертианцы в принципе неспособны договариваться. Малые народы у окраин межзвёздных империй? Их голос и само существование мало что значит, они предпочитают не отсвечивать, иначе их раздавят. Многих мы наверняка ещё не встретили, космос большой, трудно искать других.

– Остаётся надеяться, что они не будут нам хотя бы мешать, не говоря уж про дружбу, – высказала Света верную мысль. – Вся история России такая – из-за больших территорий всякая сволочь кладёт на нас свой жадный глаз.

– Да, но отличие в том, что тогда мы были ограничены планетой Земля. А сегодня мы даже тысячной доли Млечного Пути не обследовали, нам всем есть куда шириться. А все эти войны – не за жизненное пространство, а всего лишь происки идиотов у руля иностранной власти и сущностей из третьего мира-измерения, которые этих идиотов направляют и для которых происходящее – лишь представление, как в театре.

Так совпало, что мы проходили как раз мимо театра «Прометей». Света улыбнулась такому совпадению и сказала:

– Евгений рассказывал мне о владыке по имени Пенутрий. Говорил, что идея Порядка и Упадка – его идея. Что нужна она лишь для вечной войны, для оправдания статуса властелина с безграничной властью, чьё владычество распространяется и на первый мир-измерение. Что пусть он и любящий отец своих бесчисленных детей, выглядит и ведёт он себя, как страшное бедствие для всего, до чего его длинные руки и щупальца могут дотянуться.

– Да, Евгений упоминал его. И батальонный психолог Пётр Иваныч, благодаря которому многое со мной и произошло. Я так понимаю, сила высших существ не только в управлении энергией, но и во влиянии на разум. Власть над умами – суть истинная власть над людьми.

– Именно так. Поэтому твоя цель – уничтожить Анугиразуса. Не будет влияния – не будет войны.

Я кивнул, но внутренне засомневался в столь однозначном выводе. Политика – не игра в шахматы, она в тысячу раз сложнее. Свалив короля, ты отнюдь не всегда выигрываешь партию. Учитывая само государственное устройство КЧС, трудно представить себе, что просуществовавшее сотни лет межзвёздное государство распадётся и проиграет лишь из-за того, что оно лишится одной принимающей решения головы, пусть и стоящей целой сотни сразу. В конце концов, грамотный лидер создаёт идейных людей, которые будут продолжать продвигать его идеи в массы и дальше после его смерти.

«А ты что думаешь, СЕКАЧ? – спросил я мысленно. – Думаешь, мы сразу победим, если убьём Анугиразуса?»

«Я так не считаю, товарищ Чудов, – ответил мне СЕКАЧ. – Однако устранение бессмертного рупора может пошатнуть устойчивость пропаганды врага. Кроме того, смерть бессменного лидера может сильно ударить по боевому духу, заставит врага в порыве мести совершать необдуманные действия и совершать ошибки».

«Я тоже так считаю. До победы нам пока ещё далеко. Но ничего, управимся».

Меня вдруг одолели думы о том, насколько моя цель вообще выполнима. Я – лишь человек, пусть и способный ограниченно управлять энергией и творить некоторые чудеса. Мой враг же – живущий много миллиардов лет властитель умов целого государства,