– Мы не способны умереть, тебе это уже говорили. Анугиразус в любом случае лишь растворится, не способен будет делать многие вещи, но разум его будет дышать жизнью и дальше.

– Что ж, хорошо. Итак, план остаётся прежним? Я всё ещё должен поговорить с Владимиром, а затем победить Анугиразуса?

– Да. Посмотрим, к чему это приведёт. Скоро ты будешь готов отправиться в третий мир-измерение. Я чувствую, что тебя хорошо подготовили. Тебе понравилось учиться?

– Очень понравилось, – не без улыбки ответил я. – Учительница у меня была хорошая.

– СВ-0М-Ж? Да, она милая женщина-драконица. И очень красивая, правда ведь?

– Красоту драконов я не умею оценивать, но всё-таки соглашусь. Это вы постарались?

– Я направил её мысли к наилучшему обличию, чтобы она выглядела одновременно красиво, одновременно и строго. Облачить дракона в железо и наделить инструментарием – неплохая идея, как думаешь?

– По поводу последнего – спорно. Я не очень люблю все эти иглы да манипуляторы. Пугают они меня очень.

– Я учту. Что ж, Виталий, тогда спокойной тебе ночи. Отдыхай.

Евгений по-доброму улыбнулся и щёлкнул пальцами. Глаза мои открылись, в комнате уже светло, рядом лежит моя любимая Света.

– Доброе утро, дорогой, – прошептала она и чмокнула меня в щёку. – Всё в порядке?

– Да, всё хорошо, – ответил я расслабленно. Настроение у меня было хорошее.

– Я так и знала, – она улыбнулась. – Хочешь, я тебе завтрак сделаю?

– Не утруждайся, я сам сделаю. Нам обоим. В лучшем виде.

Как же Света чудесно улыбается! Давненько я не чувствовал себя столь счастливым.

***

Взгляд Анугиразуса ушёл, постоянная тревога улетучилась, но думы о предстоящем даже не думали уходить. Мысль о встрече с кошмарным драконом-карателем пугала меня похлеще поля битвы, я постоянно искал подвох в его словах, предполагал, как можно избежать незавидной участи и как мне не попасть под незримое влияние. Думал настолько усердно, что СЕКАЧ иногда даже возмущался тому шторму, что бушевал в моей голове.

«Бога ради, товарищ Чудов, успокойтесь, – говорил он мне не без тревоги. – Обратить на вас внимание Евгения может заставить отнюдь не только любовь к Светлане, но и ваше тревожное состояние».

«Тогда посоветуй мне что-нибудь, железка, – отвечал я, всеми силами подавляя пугающие думы. – Я и сам знаю, что могу схлопотать».

«Постарайтесь думать о лучшем. Я уверен, что вам ничего не угрожает. Евгений поможет вам, если что-то случится».

Я верил СЕКАЧу, но мне нужно было время. Совсем немного. Однако оно предлагало не только лечение, но и потрясения.

Когда мужчина и женщина живут вместе и любят друг друга, их рано или поздно поглотит страсть. Резкая, неожиданная, но до одури приятная, она завлекала наши со Светой мысли, пыталась свести. Разговоры о нашем семейном будущем приняли характер не только мечтаний. Началось планирование, столь необходимое в деле деторождения.

Лишь в одну деталь я оказался не посвящён – момент зачатия. Света желала устроить мне сюрприз. Устроила она его, незаметно для меня купив хорошего вина (товар пусть и не контрабандный, но редкий, у нас не жалуют алкоголь) и приготовив лёгкий ужин. Три вида сыров, интимная обстановка в полумраке, тихая музыка, сама Света, одетая в красивое белое платье – вот что меня встретило, когда я вернулся из лаборатории, где у меня взяли несколько анализов крови и провели глубокое обследование.

На тот момент прошло уже три недели с тех пор, как я вернулся. Мы осмелели, перестали бояться чувств и эмоций. Разговоры о житейских делах под вино делали вечер приятным, тихий шёпот музыки ласкал слух. Тонкое в талии, но пышное в груди тело Светы завораживало меня, лёгкое опьянение избавило от вежливого стеснения. Был ли то обман зрения или же само вино на меня так подействовало, но глаза Светы словно бы на мгновение стали теми самыми драконьими глазами с вертикальными зрачками, какие я видел в течение трёх месяцев. Взгляд хищный и грозный, но одновременно мягкий и любящий, преисполненный, однако, драконьего благородства и превосходства.

В ту секунду я припомнил слова Светы, что она якобы чистокровная драконица. До того я считал эти слова однозначной ложью, даже хвастовством, но сейчас я ощутил внутри неё ту силу, что таила тогда ещё под чешуёй её истинная форма. Это был первый раз, когда я вдруг открыл в себе способность проникнуть в чужой разум. Ниточка энергии провела меня сквозь бесконечные лабиринты к одному из самых важных воспоминаний – моменту, когда она приняла иное обличие.

Я прочитал воспоминание и прочувствовал его. Ей было больно тогда, даже очень. Она – отнюдь не Анугиразус, для которого болезненная энергомутация – благо. Одновременно она отнюдь и не Евгений, который умеет безболезненно превращаться. Она очень желала измениться, но сам вид изменений поверг её в ужас. Она тогда чуть не разорвала свой разум на куски бурей эмоций, чувствуя, как удлиняется шея, как сквозь спину проклёвываются крылья, как с хрустом вытягивается лицо, как гребень продолжает прорастать на уже сформировавшемся хвосте. Трудно, однако, не признать, насколько хорошо дракон «ложится» на человека. Ни одно известное существо галактики таким свойством не обладает. Эта жуткая энергомутация – говорю это спустя долгое время – подобна симфонии, где каждый музыкальный инструмент на своём месте. Она идеальна и выверена. Либо постарался Евгений, либо причина иная, более глубинная.

«…Мне изредка всё ещё кажется, что люди все-таки возникли не совсем спонтанно. В основном, конечно, спонтанно, но кто-то будто бы вдохнул в людей нечто, что даёт им странную энергетическую схожесть с высшими драконами. Быть может, ещё один подвид драконов из круга высших существ? С другой стороны, это лишь мысли, не имеющие под собой доказательной базы…»

Ведомая лишь энергией, творящей все известные сущности, материя низвергала человеческое тело жестоко. Не Света тогда обращалась в драконицу, как это делал Анугиразус, а драконица стремилась вырваться из Светы, сделав это максимально показательно, но не пролив ни капли крови. Сквозь страшную боль почувствовалась гигантская сила, энергия забила ключом, захватила разум и каждую клеточку тела. Именно тогда страдание обратилось в наслаждение. Разум взращённой драконицы не заменил изначальный человеческий, но дополнил его, став его вечной тенью. Инстинкт не встал во главе, но возымел большее, чем доселе, значение. Самым сильным оказался инстинкт материнский, буквально вопящий Свете, что её священная обязанность –