Спускался спокойно.

Медленно даже.

Шаркал ногами. Бормотал под нос. И чудом уцелевшая бутылка, горлышко которой выглядывало из кармана, была единственным оружием.

На улице собралась толпа.

Люди любопытны, а пожар — хороший способ покинуть уютную квартирку. На Кохэна, если и обращали внимание, то лишь затем, чтобы скривиться, отступить, опасаясь и случайно коснуться его лохмотьев. Кто-то сердобольный кинул монетку, которую Кохэн поймал и согнулся еще ниже, рассыпаясь в благодарностях.

Не слушали.

А вот он…

— …говорят, — в копне рыжих волос застряли бабочки-папильотки. — Он ее съел!

— Всю?

Мужчина в домашнем халате, наброшенном поверх пижамы, взирал на толпу снисходительно.

— Всю бы не смог, — произнесла толстушка с напомаженными щеками. Она и сейчас жевала пирожок. Челюсти двигались размеренно, спокойно.

— Вам видней, — дамочка с папильотками оскорбилась. — Я лишь говорю…

— Безобразие, — старичок в твидовом костюме сжимал двустволку, и вид у него был весьма решительным. — Это безобразие! Куда только власти смотрят?!

— А куда они обычно смотрят?

Из кармана халата появилась трубка.

— Что теперь будет? — нервически поинтересовалась толстушка. И пирожок сжала.

— Известно что… напишут, что имел место инцидент, отловят… отвезут в Атцлан…

— Стрелять их надо…

— Кого? — мужчина прикусил чубук.

— Нелюдей, — старичок бухнул прикладом о мостовую. — Всех! Пока они людей не истребили…

— Масеуалле формально относятся к человеческому виду… — подал голос интеллигентного вида юноша. Он держался в стороне от прочих и выглядел не столько любопытствующим, сколько растерянным.

Старик сплюнул. Мужчина одарил юношу снисходительной улыбкой.

— Человек никогда не станет есть себе подобных…

— Перестрелять! Оставили рассадник…

— …с точки зрения политкорректности…

— …вот сожрут тебя, тогда и…

Дальше Кохэн слушать не стал. Он уходил медленно и задержался у мусорных контейнеров, хотя вся его натура требовала одного: бежать.

Нет.

Бегущий человек привлекает внимание, а бродяги и в приличных местах встречаются. К линии оцепления подходить не стал, но обилие машин радовало.

Дело отнесут к разряду особо важных.

Телефонный аппарат отыскался на перекрестке.

Две монеты.

Гудки.

И вновь гудки. А если Мэйнфорд не вернулся?

Если он вовсе не вернется? К дому нельзя, станут искать. Тельма? И к ней заглянут, просто на всякий случай. На свою квартиру? Безумие, но… там деньги, а без денег Кохэн долго не протянет. Хотя… цверги, если и знают о случившемся — а новости по Нью-Арку разлетались быстро, — без постановления суда и пальцем не шелохнут.

Деньги нужны.

Одежда.

Оружие.

Солнце, в кои-то веки выглянувшее из-за туч, уставилось на Кохэна издевательским желтым глазом. Будто спрашивало, неужели он все еще не боится?

Его ведь не станут задерживать.

Пристрелят. Скажут, при попытке к бегству. И не найдется никого, кто оспорит решение.

Как-нибудь… он и вправду не боится смерти. Главное, успеть добраться до ублюдка, который убил Сандру. Кохэн доберется.

Он нежно погладил обсидиановый клинок.

Они справятся.

В ближайшем отделении банка было почти пусто. Парочка девиц, завидев Кохэна, примолкла. Пожилая дама степенного вида спешно подняла на руки собачонку. А клерк подал знак охраннику.

Цверги не любили попрошаек.

— Мне деньги со счета снять, — сказал Кохэн и накрыл ладонью кристалл. — Пятьсот талеров.

Клерк понимающе улыбнулся: на счету клиента лежало около десяти тысяч, но суммы, превышающие установленный минимум, требовали особого протокола оформления.

— Одну минуту…

Он управился меньше чем за минуту. И, выдав увесистый мешочек с деньгами, тихо произнес:

— Если вам нужна уборная, то прошу пройти прямо по коридору, а затем налево…

— Благодарю вас…

— Мы заботимся о своих клиентах.

В уборной не было запасной двери, зато имелось окно, достаточно широкое, чтобы в него пролезть. А сирены уже надрывались.

Беги, масеуалле, беги.

Тебе все одно не скрыться.

Улицы перекроют.

И пусть полицейским малефикам не хватит сил охватить весь город, но они упорны. Методичны. Оскорблены. Ты самим своим существованием плюнул в лицо обществу.

Форму примерил.

А потом убил.

Цинично и жестоко… и даже если завтра Донни признается в содеянном, ему не поверят. Человек не способен вырезать сердце другому человеку. Это все знают. А вот масеуалле — дело иное.

Звери.

Нелюди.

Твари, которых давно следовало изничтожить…

Он все-таки побежал, не потому что надеялся опередить заслоны, скорее гнев требовал выхода. Бежал переулками. И насмешливый взгляд солнца жег спину.

Не уйдешь.

Не позволят.

Кроме полиции есть еще люди. Вроде того старика с ружьем. Народное ополчение. Сознательные граждане, все те, кто счастлив будет внести свой вклад в борьбу со злом. Так стоит ли бороться?

Сдайся.

Потребуй разбирательства. Суда. И будет шанс уцелеть, прожить месяц-другой до виселицы. Месяц жизни — это ведь много. Тебе так когда-то казалось. А веревка вряд ли страшней алтаря.

— Да иди ты… — Кохэн остановился на углу.

Где он вообще находится?

Второй округ, но какой район? Надо перебираться в Третий, там хватает беглецов, глядишь, и примут еще одного… или нет. Он ведь не человек…

Запад… восток… ветер с запахом гнили. Он зовет, подсказывает путь… верхом не уйдешь, а вот если коллекторами… зря, что ли, Кохэн когда-то изучил их вдоль и поперек?

Ближайший люк он взломал, больше не опасаясь привлечь внимание всплеском силы. Найдут? В любом случае найдут: возьмут след от банка. Плевать. Внизу — слишком много воды, чтобы заклятия продержались хоть сколько бы то ни было. Да и само это место слишком древнее, с характером поганым.

Не любит оно чужаков.

Пахнуло сыростью, вонью сточных вод. Кохэн соскользнул, надеясь, что падать будет не слишком высоко.

Повезло.