— А ты посмотри!

Я замотал головой:

— Нет уж. Так я просто предполагаю, что там не все… идеально, а так увижу.

Она фыркнула:

— Дело твое.

Слышно было, как прошлепали в сторону кровати босые ступни, чуть скрипнуло, я уловил болезненный стон, который тут же оборвался, а то вдруг услышу и злорадно возрадуюсь.

Я сказал себе, что с нею не ложусь только потому, что не хочу выдавать в себе паладина, тот обязательно залечил бы ее кровоподтеки. Хотя могу сдерживать свою мощь при любом прикосновении или объятиях, но тут не смогу, слишком сочувствую, само из меня изойдет и тем самым провалит мою миссию.

Утром, когда я зевал и потягивался на довольно узкой лавке у двери, еще не проснувшись как следует, она поднялась на кровати, сдвинув одеяло до пояса, и смотрела на меня с неподвижным лицом и загадочными глазами.

— Ты почему, — поговорила она медленно, — не перебрался ко мне в постель?

Вопрос трудный, не могу же брякнуть, что не заинтересовала, это оскорбление, все женщины уверены, что только и мечтаем о доступе к их телу.

Я сделал вид, что признаюсь с неохотой:

— Понимаешь, тебя поставили в подчиненное мне положение. А это исключает, ясно?

Она смотрела прямо.

— Нет. Не ясно.

Я сказал, морщась:

— Принуждать — унизительно. Для меня. Такой умница и красавец, ты поняла, о ком я с таким восторгом, должен отбиваться от бабс, а не силой тащить их в постель. А когда женщина у тебя в подчинении, то не поймешь, то ли очарована, то ли подчиняется, скрипя клыками…

Она фыркнула:

— Я уж точно тобой не очарована!

— Я тоже, — ответил я, сказал поспешно, — нет, собой я очарован, еще как очарован, где еще найти такое совершенство, а вот к тебе дышу вполне ровно.

— Вот и хорошо, — сказала она раздраженно. — Одевайся быстрее, пора идти.

Я натягивал штаны, рубаху и сапоги, все это время она сидела на краю кровати и рассматривала меня темными загадочно мерцающими глазами.

— Нежный ты, — сказала она презрительно. — Ни одного шрама! Книжник?

— Книжник, — подтвердил я.

— Драк избегаешь?

— Еще как, — согласился я.

Натянув сапоги, поднялся, перебросил перевязи с луком и мечом через плечи. Она поднялась, кивнула, между нами осталась недосказанное, что нежнотелый я потому, что раны предпочитаю наносить другим, уже проверила.

Когда спустились в харчевный зал, она буркнула:

— Но вообще-то ты сложен… неплохо.

— Все из-за книг, — сказал я, — они ж такие тяжелые!

— А владеть оружием где научился?

— Все в книгах, — сказал я. — Книги — источник мудрости. Как-то один мой друг прочитал книгу о вреде пьянства и тут же твердо решил бросить читать! И вообще книга — лучший друг: жрать не просит, денег не занимает, в постель не тащит.

Она сказала зло:

— Можно подумать, тебя кто-то тащил!

— Думаю, — сказал я скромно и опустил глазки, — и следующей ночью тоже не поддамся.

Она прошипела, как масло на раскаленной сковороде:

— До ночи я тебя еще прибью десять раз!

Харчевный зал, как и всюду — столы с лавками, чистая половина — со стульями и креслами. Она пошла было в общий зал, но я с самым высокомерным видом свернул на половину для благородных.

Когда сел и посмотрел требовательно на хозяина, Беата пришла разозленная уже, как кобра, а я еще и вскочил, отодвинул ей кресло, из-за чего она уставилась на меня с подозрением, словно вот попытается сесть, а я выдерну, чтобы позорно рухнула под общий гогот.

— Ты чего?

— Ты же вроде дама, — пояснил я. — Вон у тебя эти… аж две. Хоть и мелкие, но все-таки заметно, если присматриваться! А я человек такой внимательный, что сам себе поражаюсь…

Она стиснула челюсти, заиграли желваки, а я сказал подошедшему хозяину:

— Все лучшее из того, что готово, нам ждать некогда. Дама уже лапками перебирает, но ей что помягче, У нее зубы слабые. А вина ей побольше, пьет много.

Он кивнул и отошел, она прошипела:

— Что? Я много пью?

— Я пью, — пояснил я. — Но не могу же признаться в такой слабости? А ты, как напарник, меня прикроешь.

— С какой стати?

— Но ты же напарник?

Она сказала зло:

— Напарник должен прикрывать спину в схватке!

— Схватку я и так выиграю, — ответил я елейно, — а ты меня одеялком прикрывай. А то я во сне брыкаюсь, если не там чешешь.

Еда как еда, хоть и мордантская, ничего особенного, я жевал, посматривал по сторонам, народ тоже ничем не отличается от такого же в Скарляндах или Варт Генце, разве что манеры более размашистые, держатся свободнее, а на пол не плюют только потому, что кроме громадного хозяина у дверей стоит, сложив могучие руки на груди, еще громаднее существо, очень уж похожее на огра.

— Рассказывай, — потребовал я. — Что за волки, бегущие по дороге?.. Почему король не примет меры? Что вообще здесь не так, почему другие королевства… относятся к Морданту враждебно?

Она ела несколько равнодушно, механически, взгляд то и дело устремлялся в пространство.

Не дождавшись ответа, я пригнулся к столу и посмотрел ей в глаза:

— Эй! Очнись!

Она слегка вздрогнула, посмотрела на меня затуманенным взглядом:

— Что? Ах да. Волки… это такой местный обычай. Совершенно безопасный, как ты успел увидеть.

— Но на дороге лучше не стоять, — пробормотал я.

— А если стадо коров? — спросила она. — Тоже затопчут. В остальное время дороги свободны. Почему к Морданту плохо? Из зависти, чего еще? У нас все хорошо, никаких войн, налоги платим вовремя, преступников нет вовсе… Веселятся здесь больше, чем у соседей. Народ почти не болеет, живут долго и счастливо. Что еще?

Я подумал, ответил неспешно:

— Не знаю. Но что-то мне нужно будет рассказать.

— Тебе же составят отчет Энгилфид и его люди!

— Верно, — сказал я. — Но мне нужно его прочесть… это же я написал, так?., а еще нужно добавить какие-то детали. Иначе поймут, что я, прибыв, завалился в какой-то бордель и пребывал там в стельку пьяный до самого момента отбытия.

Она прищурилась, некоторое время разглядывала меня со странным интересом.

— А как ты терпишь, что все еще не там?

Я ответил с горестным вздохом:

— Мыслями я уже весь там… и творю всякие непотребности, но сперва нужно хоть что-то сделать, иначе потом я уже не смогу…