Он упал.

Некоторое время Райбек лежал не двигаясь, наслаждаясь внезапно обрушившимся на него покоем, затем вдруг опомнился и пополз, загребая руками снег, ведь встать и идти уже не осталось сил.

Он продолжал молить, звать на помощь, но теперь уже беззвучно, в душе.

Никто не услышал. Тусклое пятно света, замеченное подле скалы, куда-то исчезло. Он дополз до заснеженного отрога, попытался встать, хватаясь руками за шероховатую каменную поверхность, оступился, и вдруг внутри все обмерло.

Райбек почувствовал, как земля вырвалась из-под ног. Он падал. Наверное, у основания одинокой скалы была трещина, или там начинался край пропасти… уже все равно… почему так долго… где же удар, ломающий кости…

Он падал и падал.

Дна не было. Исчез снег. Прекратилась метель.

Наступили красноватые сумерки.

По щеке пробежала щекотливая капля.

* * *

– Повезло тебе, парень, – Джастин сидел на корточках подле разметавшегося в бреду незнакомца. – Как зовут-то?

Дениэл не ответил. Дрожь сотрясала его, зубы непроизвольно лязгали. Этот озноб не остановить. Казалось, тепло ушло навсегда, а тело превратилось в лед.

– Логры… – прошептал он.

Джастин насупился, по-своему истолковав тихую мольбу, на всякий случай поправил широкий пояс, где в специальных кармашках хранил добычу.

– Жадные вы все, – осуждающе произнес охотник. – Смотри, едва живой, а туда же. Не дам. Нужны логры – сам попробуй наловить!

В помутившемся рассудке Райбека Дениэла возникали и гасли обрывочные образы.

– Смещение… – тихо выдавил он. – Надо остановить… Связь… Логры…

– Смещение, говоришь? Ну да, было, – охотник подсел ближе к огню. – Тряхануло как следует. С гор лавины сошли. Округу снегом завалило, так что лежи, грейся, покуда еще дрова есть. Спешить теперь некуда. Пока солнышко не выглянет, отсюда никак не выбраться.

Райбек привстал, опираясь на локоть.

– Было? Уже? – озноб вдруг исчез, сменился жаром. – Когда?!.

– Да уж сутки, наверное, прошли. Сам вот ничего не понимаю, – признался Джастин. – Неурочное оно. Я с охоты возвращался. Полдень был. И вдруг будто ударило! Да с такой силой! Солнышко-то сразу на закат убежало. Много на веку повидал, но такое в первый раз, – ворчливо рассказывал охотник. – Я сразу смекнул: дела плохи. Ну и припустил до ближайшей пещеры, их тут в округе полно. Потом метель поднялась. Уж как выла! Да и мороз навалился. Хорошо, тут раньше другие охотники останавливались, дров припасли. Костерок развел. Сижу, сумерки коротаю. Слышу, вроде кричит кто-то? – Казалось, он разговаривает сам с собой. – Или вьюга завывает? Места-то безлюдные, но дай, думаю, проверю.

– Озеро… тьмы… – Райбек лежал, глядя в низкий закопченный свод пещеры. Отсветы пламени прихотливо играли тенями. В сумраке виднелась трещина, куда вытягивало дым. Сгорбленная фигура охотника казалась частью бредового видения, так же, как заскорузлые шкуры каких-то животных, брошенные на пол подле сложенного из камней очага.

– Да ну… – Джастин пренебрежительно махнул рукой. – Сказки это. Амгахи в них верят, ну и что?

– Логры. Мне нужна связь! – Райбек собрал все силы, стараясь говорить внятно. – Я должен был остановить Смещение… – его голос сорвался.

– Ты? – Охотник недоверчиво усмехнулся, покачал головой, осуждающе произнес: – Ох, люди… Чего только не придумают, лишь бы чужое добро присвоить. На, попей, бедолага, – он снял с костра котелок, помешал пахнущее травами варево. – Поспать тебе надо. И мысли дурные уйдут, – он приподнял голову Райбека, заставил сделать пару глотков. – Ну вот, хорошо. Спи теперь. Ишь, придумал, – он покачал головой, – озеро тьмы, оно, брат, на закате времен откроется. А мне еще пожить надо.

Дениэл уже ничего не слышал. Он провалился в тяжелую дрему.

Джастин некоторое время сидел у костра. Странное беспокойство закралось в душу охотника. А что, если путник не врет? Не похож он на черного старателя. Одет добротно. И предсказанию амгахов верит. Смещение-то и вправду неурочное!

Снаружи выл ветер, по-прежнему бесновалась метель.

Джастин закрыл глаза. Его губы беззвучно шевелились. Казалось, охотник впал в транс. Он родился и вырос среди явлений Первого Мира. С молоком матери впитал суть окружающего. Жил просто, не обременяя себя ненужными знаниями, но умел многое.

В повседневности для него не составляло особого труда сплести тонкую паутину из окружающих энергий, но сейчас Джастин собирался сотворить нечто более мощное, сокровенное.

Сумрак, неожиданно воцарившийся над родным миром, давал ему право и возможность для такого поступка.

Первый Мир.

Район крушения корабля пришельцев…

Они пробирались среди обломков, изредка делая остановки, пока Урман производил сканирование.

Полковник держался уверенно, по крайней мере, его вид больше не выдавал смятения. Он тщательно фиксировал окружающее, иногда надолго задерживался подле заинтересовавших его деталей инопланетного корабля.

«На что он рассчитывает? На скорое возвращение флота? Но портал до сих пор открыт. – Никита поднял взгляд. Над краем котловины по-прежнему полыхало зловещее зарево. – Если оттуда придет еще одна волна чужих кораблей, то уже никто, находящийся в здравом уме, не отменит режим Изоляции», – такие мысли не прибавляли мужества, но назойливо лезли в голову.

Никита никогда не был бойцом, в прямом смысле этого слова. Он не понимал Урмана. Хуже того, он ему не очень-то верил. Подозревал, что полковник использует его и оставит где-нибудь подыхать.

Проблема диспейсера заключалась в образе мышления, сформированном в тесном контакте с техносферой.

У большинства избыточно имплантированных нет настоящих друзей. Их среда обитания – киберпространство межзвездной сети Интерстар. Ну, а если учитывать реальность современной корпоративной Окраины, где Никита провел последние десять лет жизни, то понятие «дружба» становится относительным, расплывчатым. Темп современной жизни – это узор калейдоскопа, собранный из сотен тысяч лиц, который никогда не повторяется. Сеть нивелирует межзвездные расстояния, но она не созидает уз, крепко связывающих близких по духу людей. Сегодня ты есть, завтра исчез, подумаешь, важность, – в киберпространстве всегда отыщется адекватная замена.

Среди вольных пилотов Окраины устаревшие понятия не в чести. Они каждый – сам себе цивилизация. Их группы возникают стихийно, и так же быстро, без особых церемоний распадаются. Вот и выходит, что в жизни можно доверять лишь себе, рассчитывать только на себя самого.

Это моральное одиночество никогда не досаждало, наоборот, казалось комфортным.

«Чем дальше мы идем по пути прогресса, тем менее приспособлены к жизни», – сокровенный смысл этой услышанной где-то фразы он понял, лишь оказавшись тут, в Первом Мире.