Я зажмурилась и уперлась лбом в шероховатую поверхность столба. Я не видела, как магистр подал Эктору знак, как в воздух взвилась плеть, и не слышала тяжелого раскатистого “раз!”, разрезавшего воздух с первым ударом.

Но я ощутила боль.

О да, я ощутила ее в полной мере.

Плеть выбила из меня вопль такой силы, что мне казалось: вот сейчас я лишусь голоса.

Обжигающая волна рассекла мускулы, проехалась по лопаткам и ввинтилась до самых костей, раздирая меня, выворачивая жилы.

Мне казалось, что там, где острый язык плети вспарывал кожу, кто-то невидимый присыпал раны солью, и уже на втором ударе я рыдала в голос, но не просила остановиться.

Третий щелчок.

Подкосились колени, и я осела бы на землю, если бы мои руки не были намертво прикручены к столбу.

Мама…

Мамочка, я хочу домой!

Я не смогу, я не вынесу, не надо!..

Не надо…

Четвертый удар я почти не ощутила.

Сознание расслоилось, уплыло куда-то в сторону. Я видела только узкую полоску света перед глазами, чьи-то сапоги, чувствовала запах собственной крови.

Тошнило.

Так сильно, что я с трудом могла проглотить вязкую слюну и почувствовала кровь и во рту тоже.

“Язык прикусила”, – вяло подумала я.

Кто-то дернул меня за руку, поднимая на ноги. Стоять было так тяжело, будто на плечи вывалили груду камней. Все вокруг заполнил голос Эктора, в котором будто что-то надломилось:

– Не отключайтесь, Саша, уже все… все закончилось…

Я бы и рада не отключаться, но не могу.

Нет сил…

И с этой тяжелой мыслью я провалилась во мрак.

Перед глазами – выжженная пустошь, опоясанная вдалеке острыми шипами высоких гор. Чернота и пепел тянулись до самого горизонта, крохотные черные хлопья кружились в воздухе, оседали на лицо и путались в волосах.

Я стирала их холодной ладонью и удивленно рассматривала грязные разводы на коже, будто в них могла быть зашифрована моя судьба.

Под ногами растрескавшаяся земля, израненная и опустошенная неудержимым пламенем, чудовищной агонией чужой дикой силы.

Нос забил запах гари, а в ушах звучали крики и мольбы о спасении.

Которых больше никто так и не услышит.

Я кожей чувствовала, как волнами расходится в стороны мир, как он трещит по швам, точно ткань, что безжалостно кромсают ножом. Видела, как перед самым лицом вырастает стена черного тумана, в котором тут и там были видны красноватые всполохи.

Это граница.

Та самая черта между мирами, через которую не переступить обычному смертному.

– Запределье, – прошептала я пересохшими губами.

Название пришло само, никто его ко мне в голову не звал.

Оно пронеслось от виска к виску оглушительным колокольным звоном, забилось в черепной коробке испуганной птицей. Я могла почувствовать, что от одного этого слова под кожей рассыпается колючий лед, а сердце замирает в груди, упорно пропуская удары.

За темной пеленой проступили едва уловимые охряные образы.

Обычные, человеческие силуэты, от которых веяло одновременно нестерпимым холодом и испепеляющим жаром.

Они застыли, как мухи в янтаре. Отголоски прошлого, что все еще мечтали вернуться в мир.

Один из силуэтов повернулся, и я почувствовала, что меня изучающе разглядывают, оценивают, точно статую в музее. В черноте вспыхнули угольки алых глаз, а в них… ни капли того, что можно рассмотреть во взгляде обычного человека.

Только огненная ярость и превосходство. Бесконечное, как море, сокрушительное, от которого колени тяжело подкосились и захотелось осесть на землю.

Существо отвернулось и закрыло глаза, сжалось, превратившись в черноту, расчерченную огненными трещинами.

Они замерли в ожидании.

Застыли у самой границы двух миров, потому что знали: все равно однажды дымная полоса расступится, выпуская в безмятежную реальность раскаленное торнадо. И оно пройдет по человечеству разрушительной огненной волной.

***

Из сна я выпала неожиданно, от резкого болезненного толчка.

Лежала я лицом вниз – мою голову повернули так, чтобы я не задохнулась, – и пялилась в окно, за котором медленно заходило солнце.

В мыслях все перемешалось, я не могла понять, какой сегодня день и сколько времени прошло с момента наказания.

Я почти ничего не помнила. Рассудок бережно отсек все самое болезненное, оставив только туманные образы и голос Эктора, что просил меня не отключаться.

Двигаться совсем не хотелось. Да я и не могла.

На спине лежала какая-то тряпка, и при каждом движении нос щекотал острый запах целебной мази.

Боль тянула кожу: казалось, что кто-то схватил меня за загривок и медленно поднимал вверх с такой силой, что плоть могла треснуть в любой момент.

– Аккуратнее, – прозвучал над головой тихий голос Эрисы. Я даже не услышала, как она открыла дверь и вошла в комнату. – Рубцы еще совсем свежие. – Кровать немного прогнулась под ее весом, и я почувствовала, как сухая прохладная ладонь накрывает мой лоб. – Мои мази могут сотворить чудо, но только если им не мешать.

– Сколько времени прошло? – прохрипела я. – Сколько я…

– Завтра – третий день. – Тряпку на спине отодвинули в сторону, и меня передернуло от прохладного воздуха. Эриса пробежала по следам от кнута самыми кончиками пальцев. – Выглядит даже лучше, чем я думала, хоть Эктор и не сдерживался. Крепкая рука, Гарх его разорви. Магистр погорячился, дав вам на лечение всего три дня! Недопустимо! Вы, конечно, можете вставать, но осторожно, а впереди такая долгая дорога.

В голосе Эрисы было столько сожаления и гнева, что я протянула руку и сжала ее дрожащие пальцы.

– Все будет нормально, – пробормотала я. – Главное – не убить больше никого, а то кто будет меня лечить?

– Вам бы все шутки шутить! – воскликнула женщина и, резко поднявшись, подошла к письменному столу. – Это не ваша вина! Вас осудили несправедливо.

– Это кто вам такое сказал? Эктор?

Женщина мотнула головой. Я видела, как дрожат ее ладони, слышала позвякивание склянок, которые Эриса переставляла туда-сюда.

– Ритер, – отчеканила она. – Он был там, на этом… суде. Смех да и только!

– Я убила человека.

– Он был достаточно глуп, чтобы сунуться под ваш меч!

– Эриса…

– Это просто нечестно, – женщина обернулась, и я с удивлением увидела слезы в ее глазах. – Нечестно, что это произошло именно с вами.