– Какая ты у меня уже взрослая девочка, – Людмила погладила внучку по голове и принялась помогать ей укладывать вещи, утрамбовывая их в большой дорожный чемодан на колесиках с таким расчетом, чтобы за раз можно было увезти как можно больше. – Так где девчонки-то?

– Ириша с Варей на кладбище пошли, а я не захотела – не смогу я там. Начну рыдать и не смогу потом с папой уехать, лучше я дома поплачу сама, возле маминой фотографии посижу, поговорю с ней – так легче будет решиться.

– Заинька моя, если ты сомневаешься, то, может быть, останешься? Может, не поедешь? Ну, дался тебе переезд этот, семья папина. Они ж чужие тебе совсем.

– Я не сомневаюсь, ба, – Катя решительно взглянула в глаза Людмиле, – так будет лучше. Я уже давно решила, что уеду к папе, еще когда мама… в общем, я никому не хотела говорить, – девчонка замялась и даже слегка покраснела, – но я с Аленой папиной еще год назад договорилась, что как только мне исполнится четырнадцать, и я получу паспорт, я сразу же уезжаю жить к ним, в Междугорск. Ну, а теперь все раньше сложилось.

– Что? – Людмила не верила своим ушам. – Ты собиралась сбежать из дома и жить в той семье? Но почему?

– Я бы давно сбежала из-за козла этого, Андрея вашего, – Катя нахохлилась, – но Алена сказала, что пока мне нет четырнадцати, я еще не совсем взрослый человек, к ним переехать смогу только по суду и то не факт, а в четырнадцать лет у меня паспорт будет и почти все права взрослого человека. Я терпела, ночами рыдала в подушку, но ждала. Бабушка, почему ты не поставишь его на место? Ведь он такой гад, он маму бил, нас обзывал и пугал постоянно, когда пьяный.

– Маленькая моя, – Людмила крепко обняла девочку и заплакала, – ну что я могла? Я пыталась поставить все на свои места, но твоя мама мне не позволяла вмешиваться, говорила, что у них все идеально, что Андрей ей послан богом.

– Она и мне говорила, что с другим человеком из-за такого обращения с собой уже давно рассталась бы, а его будет терпеть, потому что у них любовь. Получается, что она его любила больше, чем нас?

– Ну что ты, маленькая, зачем так говорить! Мама очень любила вас, душой болела, она ведь все в этой жизни делала ради вас, чтоб вам хорошо жилось. И Андрей ей в этом помог. Ну, что бы вы увидели в городе своем, в общаге с подселением? А тут у вас вон какой огромный дом, лес, речка, простор. Ну, покричит иногда Андрей – так он же для порядка. Ты думаешь, мачеха на тебя орать не будет? Будет. А еще ты будешь у нее в няньках ходить, квартиру мыть сутки напролет и подзатыльники получать по делу и без дела, горемычная ты моя, – рука бабушки гладила по волосам, а голос становился мягким и вкрадчивым. – Ты думаешь, что в сказках про злобных мачех выдумки написаны? Нет, золотой мой ребенок, народ врать не будет, сказка для урока сочиняется, для поучения. Не нужны мачехе чужие дети, ненавистны они ей, как бы она ни улыбалась, ни миловалась с вами, а все равно в душе ненавидит, как вашу мать ненавидела. Я и раньше вам всегда говорила, что она всеми силами пытается к вам в доверие вклиниться, чтобы все вокруг вас разрушить. Ира молодец, она все давно поняла и приняла нашу с мамой точку зрения. Ты маленькая еще, но и ты поймешь, и папа твой тоже прозреет, увидит, какую змею на груди пригрел.

– Ба, перестань, – Катя вывернулась из-под руки и продолжила сборы. – Я Алену много лет знаю, и она ни разу нас с Иркой не обидела. Ведь это ты постоянно про нее плохо говорила, и мама плохо говорила, а она хорошая, я знаю.

– Смотри, Катерина, не давай там себя в обиду. Если что – сразу звони, мы приедем и ей там пистон вставим – будет знать. Я ей за все припомню: и за мать вашу, за то, что семью ей развалила и за многое еще. Катя, прислушайся к моим словам, пожалуйста. Не уезжай, прошу тебя!

Катя побледнела и замерла на мгновение, а потом снова принялась укладывать вещи.

– С тобой бесполезно разговаривать, ба, – тоскливо произнесла она, – я тебе про одно, а ты мне снова про другое. Все будет хорошо. Может, Алена и не идеал, но она не алкашка какая-то, и с головой у нее все в порядке, не то что у этого… Хоть вы и говорите все время, что она тупая, дура, недалекого ума и еще всякое такое. Она мне говорила, что согласна с вами: была бы умная – давно бы плюнула и ушла от папы, а она все надеется на лучшее. Давай не будем больше, ба, хорошо? Я для себя приняла решение и ничего менять не буду.

Людмила замолчала с недовольным видом, но решила не донимать внучку разговорами. Они молча собрали то, что Катя приготовила к отъезду, и присели в гостиной на диване. Бабушка хотела многое сказать внучке, предостеречь ее – может быть, даже остановить, но сегодня явно был не ее день. Только сложилось удачное время для разговора, как в дом вошел Саша.

– Ну что, ты готова?

– Да, пап, – Катя с готовностью подскочила и схватила сумку.

– А на кладбище сходить не хочешь? Да и Иринку надо дождаться, чтоб попрощаться.

– Папа, я прошу, давай уйдем прямо сейчас. Не хочу я никаких прощаний. Ирка поймет все. Мы с ней еще вчера обо всем договорились. Она зимой приедет к нам на праздники. Пойдем скорее, я не хочу здесь больше находиться, – девочка тянула отца за рукав. Ни он, ни бабушка не ожидали такого поворота событий. Саша крепко обнял Людмилу и пошел к двери. Катя еще раз прижалась к бабушке и молча последовала за отцом. Она чувствовала, что разговор с родственниками не окончен, что их будет еще очень много, при каждой встрече, и от этого ей было больно и гадко. Почему у взрослых все непросто? Почему они не умеют дорожить друг другом? Неужели и она со временем очерствеет и научится ненавидеть?

Они шли по проселочной дороге в сторону трассы, чтобы сесть на попутный автобус до Ленинска. Встречные люди здоровались с ними и отводили глаза. Катя даже не оглянулась на свой дом. Сначала отец и дочь молчали. Тягостно было на душе, но когда