Она вообще относилась к слезам, как к роскоши, ревела нечасто и только «по делу». Сейчас же сдерживать себя просто не было сил.

Из ванной она вышла минут через десять с красными глазами и распухшим носом.

Вскоре Юрий засобирался в обратную дорогу. Он неловко обнял племянницу, чмокнул ее в лоб, пожал руки Терехиным и, потоптавшись на месте, пробормотал:

– Сань, мы с тобой всегда были в нормальных отношениях, ты знаешь это. Я и сейчас, после всех разговоров и сплетен, не перестал относиться к тебе по-братски. Я это к тому, что мы все равно остаемся родственниками, хочется нам этого или нет, поэтому давай не будем терять связи, будем общаться по мере возможности… Ну, а ты, Катерина, на каникулы приезжай. Мы рады будем видеть тебя. Вот… Ну, в общем, пора мне. Всего вам хорошего, счастливы будьте, – и неловкий грузноватый мужчина шмыгнул за дверь.

Из окна не было видно, как отъезжала машина, но чуткий слух не подвел Катюшку:

– Все, уехал, – прошептала она. Глаза девчонки были круглыми, огромными и какими-то тусклыми. Ребенок явно потерялся во всем этом. Алена подошла к девочке, взяла ее за руку, посмотрела ей прямо в глаза и сказала:

– Выше нос – помнишь, ты для нас самая…

– …красивая, умная, добрая и любимая. Я помню, ты всегда мне так говорила. Ты всегда мне была вторая мама, а теперь вот стала первая. А ты будешь меня усыновлять? – синие глаза смотрели пытливо и настороженно.

– Только если ты этого захочешь.

– А это не будет, как будто я предала маму?

– Ну что ты, солнышко. Она была бы очень рада за нас, за то, что у тебя будет нормальная полная семья. Но об этом мы поговорим в другой раз.

– Когда?

– Когда придет время.

– Это будет скоро?

– Мы узнаем об этом.

Ребятня еле угомонилась к часу ночи. Алена чувствовала себя усталой и разбитой, Саша выглядел не лучше, но оба они понимали, что еще не все закончилось, что им надо поговорить, все обсудить, взвесить и отмерить.

– Как все прошло? – начала Алена.

– Как обычно. Похороны и есть похороны. Жуткое это все же мероприятие – чувствуешь себя, словно пыльным мешком шарахнутый. Столько сил душевных у меня там осталось.

– Родственнички как приняли-то тебя?

– Да как-то не горели особым желанием видеть. Нападали постоянно, все чем-то грозили, ворчали… Не хочу даже вспоминать, – он досадливо махнул рукой.

– Понятно. Как всегда, ты да я – корни всего земного зла. Что слышно по деревне про Маринку?

– Да сплетни сплошные. Все обсасывают, с кем она спала, как ее муж ревновал – в общем, ничего нового. Здесь мы тоже это проходили.

– Так получается, что подозреваемых нет совсем? Обалдеть. Человека не стало, а всем интересно только, с кем она таскалась! Грех такое говорить, но, поди, жена какого-нибудь ее очередного «друга»…

– Стоп! Давай мы эту тему закроем – не хочу больше обо всем этом говорить и знать, устал, – Саша даже поморщился. – Меня сейчас больше волнует, как мы будем дальше жить, ну и Ирка тоже не на последнем месте. Ехать к нам она категорически отказывается. Ясно, что это ее право – она девка взрослая, сама решает. Да и вроде парень у нее там, отношения.

– Ничего. Пусть пока будет все так, как есть. На каникулы она все равно к нам приедет, это у твоих родственников уже на уровне инстинкта – к нам всех отправлять, вот тогда и поговорим, глаза в глаза, по-взрослому. Тогда и порешаем все.

– Что ж, тогда спокойной ночи?

– Спокойной ночи.

Тем не менее, никто из них не уснул. Оба ворочались, мучились неизвестностью и тревогой. В шесть утра прозвенел будильник, Саша встал на работу весь разбитый и подавленный. Через час Алена встала готовить завтрак, она чувствовала себя не лучше мужа. Но начался новый день их новой жизни. Им предстоят большие и серьезные перемены, надо подготовиться.

Фотография Марины лежала на ручке кресла-кровати, в котором спала Катюшка. Алена взяла снимок и вгляделась в знакомые черты. Распущенные по плечам каштановые волосы, губы, растянутые в улыбке, и глаза. Глаза молодой женщины казались усталыми и потухшими. На более ранних фотографиях она вся сияла, просто искрилась от счастья – было видно, что получает удовольствие от жизни, что расцветает и радуется. На этом же снимке… Да, она была красива, как всегда, но мелкие морщинки вокруг глаз, потемневшая на солнце кожа и этот безжизненный взгляд делали ее гораздо старше своих календарных лет. Было заметно, что она изо всех сил старается показать счастье, а не жить в этом самом счастье.

– Прости меня, – прошептала Алена фотографии. – Я не особо уважала тебя и при всяком удобном случае вставляла шпильку, но я не хотела для тебя такой участи – видит Бог, не хотела. Ты не была идеальной женой, матерью, другом и вообще человеком. Но кто идеален? Тем ни менее, кто-кто, а уж ты точно не заслуживала такой страшной участи. Ну, кому ты перешла дорогу? Куда тебя еще черт занес? – она положила фотографию на место, погладила спящую Катюшку по волосам и вышла из комнаты. Скоро поднимать сына в школу. Катя пару-тройку дней побудет дома, пока уладятся формальности с переводом документов, да и немного пообвыкнуться девчонке не помешает, все же перемены в ее жизни наступают нешуточные.

Вскоре школьник убежал учиться, а более мелкое поколение повскакивало со своих мест и с шумом и требованием «ням-ням!» понеслось на кухню. Алена закрыла дверь в комнату, где спала Катя, и мысли ее переключились на голодных карапузов. Все, день вошел в свое русло, покоя ей теперь не будет до позднего вечера, пока эта галдящая орава не завалится спать. «Что ж, будем строить новые планы, корректировать свои мечты, распределять время и средства уже немного в другой плоскости. Будь, что будет, что Бог даст», – Алена настраивала себя, утешала и успокаивала. Да, она любила девчонок, всегда старалась ладить с ними, но одно дело приветствовать, когда они приезжают в гости, и совсем все иначе, когда они здесь живут. Страшно: а вдруг скажешь что-то не то, вдруг приготовишь не так или объяснишь неправильно… Столько всего нужно теперь изменить, пересмотреть, как документально, так и морально. Ей было страшно, но отступать она не собиралась. Стервозный и поперечный характер иногда полезная штука, в данной ситуации он очень даже поможет. Глубокий вдох, словно при нырянии в воду:

– Так, кто тут просил кушать? Ну-ка быстро за стол! – торопливые шаги раздались на кухне, суета, возня, хохот. Прорвемся!

Катя проснулась около одиннадцати. Она тихонько вошла в