Костя озадаченно взглянул на меня.

– И что, вот так просто? Ни блокнота с карандашом, ни диктофона? А как же каверзные вопросы, попытки купить мои непристойные откровения?

– Зачем? – искренне удивилась я. – Мы ведь просто поговорим. Сомневаюсь, что это будет опубликовано, – и, если честно, не думаю, что вообще напишу материал. Я ведь с самого начала хотела отказаться, но издатель уговорил… Недавно у его компании, дышащей, к слову, на ладан, появился какой-то крутой спонсор, который настаивает на этом интервью. Возможно, давний поклонник твоего отца, кто знает?

Костя с недоумением пожал плечами.

– И ты не знаешь, что за спонсор? Напиши мне название своего издательства. Надо бы все выяснить, попробую пробить по своим каналам. Странная история… Только не подумай, что я умаляю заслуги отца! Но прошло столько лет, его имя давно забылось. – Вздохнув, он помедлил и веско произнес: – Слава богу, что забылось. Мне было четыре, когда отца не стало, но я, кажется, помню его ощущение загнанности, все эти творческие метания…

Призвав на помощь воображение, я без труда нарисовала картину жизни известного артиста. В начале восьмидесятых для Боба как раз начался тот период творчества, который так нравился моему папе и его друзьям: оглушительный рок, тексты на злобу дня, длинные патлы, косухи… Времена изменились, и мелодичные легкие песенки уже не вдохновляли ни самого певца, ни его публику. Девчонки, сходившие с ума по элегантному, застегнутому на все пуговицы парню, выросли и повыскакивали замуж, а им на смену пришли другие поклонницы, раскрепощенные, визжащие, смелые…

Неугомонный администратор, почуяв шанс поживиться, чуть ли не за уши тянул Боба из андеграунда на свет божий. Ушлый делец не успокоился, даже посидев за решеткой и подорвав здоровье. Продажа кассет из-под полы, нелегальные концерты с небывалой по тем временам выручкой, выступления перед «авторитетами» всех мастей – способов заработать нашлось немало… После пары лет подобного «творчества» Боб приобрел кооперативную квартиру и ту самую злополучную машину, сгоревшую ранним осенним утром на отдаленном шоссе.

– Как я позже понял, отцу доставались жалкие крохи, а этот так называемый «друг» прикарманивал почти все доходы. Мерзкий был тип, – поморщился Костя. – Помню его смутно: вел себя надменно, словно одолжение делал, одет был с иголочки, вечно с красивыми цветными пакетами, а в них и бутылки в коробках, и икра, и блоки сигарет… Он редко появлялся у нас, только когда отца нужно было вытащить из нашей деревни. Приезжал неизменно с выпивкой, гудели долго, а потом отец, чертыхаясь, собирался на очередной «чес». Мама покорно терпела эту «дружбу», лишь иногда уговаривала отца все бросить, уйти со сцены и начать наконец нормальную, спокойную жизнь.

Загадочная, однако, фигура этот администратор… Интуитивно я чувствовала, что именно личность господина в очках – ключ к разгадке тайны гибели Боба. Что-то упорно не сходилось во всей этой истории. Сестра Боба и его сын оценивали этого человека одинаково негативно, так почему же вдова артиста, если верить гулявшим по поселку сплетням, принимала администратора столь благосклонно? И как такой воротила от только-только зарождавшегося отечественного шоу-бизнеса упустил шанс заработать на концерте памяти своего подопечного? Неужели так скорбел по погибшему другу? Слабо верится…

– Вот, смотри…

Пока я размышляла, Костя успел сбегать в гостиную и вернуться с изрядно потрепанным фотоальбомом, внутри которого, помимо заботливо вложенных в разрезы на листах снимков, нашлась пачка разрозненных карточек.

– Это мамин, бо́льшая часть семейных фото отца осталась у его сестры. Но кое-что любопытное все же есть.

Я вытянула из пачки парочку глянцевых снимков. На одном Боб, уже начавший обрастать, совсем не похожий на сладкоголосого примерного мальчика с афиши из закромов моей мамы, стоял в обнимку с подтянутым мужчиной, половину лица которого скрывали темные очки. Что-то в этой высокой фигуре, густых темных волосах, горделивой посадке головы показалось мне смутно знакомым… Я взглянула на второй снимок: за уже основательно разоренным столом, на фоне початой бутылки с заграничной этикеткой, сидели те же друзья. Боб, всклокоченный, явно перебравший, с сигаретой в руке, что-то эмоционально втолковывал администратору в очках, который внимал, подперев голову кулаком.

Спокойно, Рита, у тебя действительно паранойя… Опять начинается твоя обожаемая игра «Кто на кого похож», которая, помнится, сводила с ума Алика. В свое время я почти полгода то и дело задавалась вопросом, кого же напоминает мне любимый мужчина. Мысленно перебрала весь Голливуд, отыскав, кстати, парочку похожих экземпляров – все-таки Алик был редким красавцем… И проглядела сходство с постоянно крутившимся под носом человеком, оказавшимся его единокровным братом! Вот и сейчас мне стало казаться, что администратор напоминает кого-то из ближнего круга. Только вот кого?

– Мама позже рассказывала, что именно администратор уговорил отца изображать из себя холостяка. Хотя и настаивать-то сильно не пришлось: отец сам желал оградить нас от нездоровой шумихи, которую так и раздувал его дружок, поэтому мы стали жить в поселке. Как познакомились родители? Кстати, до сих пор точно не знаю, почему отец очутился в этих краях. Кажется, кто-то предложил организовать его концерт в нашем городском доме культуры, где тогда работала мама. Концерта в итоге не получилось – все тот же друг надавил, мол, зачем выступать в крошечном городке, какой с этого навар… Зато «получился» я. Родители поженились незадолго до моего рождения, отцу все некогда было. Не знаю, как мама это терпела…

Я вытащила из пачки еще одну фотографию: патлатый, немного раздобревший рокер прижимал к груди милую девушку в мелких светлых кудряшках, взиравшую на него, как на бога. Возможно, чего-то подобного и не хватало в жизни «красного Элвиса» – простого, искреннего восхищения им самим, а не скандальным, орущим и мечущимся по сцене «рупором эпохи». Мама Кости производила впечатление трогательного, кроткого, беззаветно преданного мужу создания, что совершенно не вязалось с подозрениями в любовной интрижке с надменного вида администратором.

– …а помню я немного, пешком под стол ходил, – продолжал между тем Костя. – Остались какие-то обрывки воспоминаний: как отец приезжал с гастролей, увешанный подарками, как в перестроечные годы привозил в качестве гонораров палки колбасы и коробки печенья, как однажды дал порулить на своей новенькой машине, усадив меня на колени… Думаю, родители были счастливы, им было комфортно вместе. Представь: мама усаживалась с книжкой или с вязанием в гостиной, я ползал у нее в ногах, строил домики из кубиков, а отец наигрывал что-то на гитаре – идиллия, да и только! Но нам постоянно мешали – очередные гастроли, визиты администратора, записи альбомов… В самом воздухе