письменными обвинениями, сваливая друг на друга ответственность за непрерывное падение трудовой дисциплины570. Забастовка только усилила конфликты внутри МВД, поскольку центральные и местные начальники старались снять с себя вину за непрекращавшееся сопротивление заключенных. Например, на совещании начальников особлагов в Москве в марте 1954 года Деревянко заявил, будто беспорядки не прекращаются из‑за того, что обещания московской комиссии от июля 1953 года не выполнены571. Комиссия в своем рапорте резко критиковала начальника Речлага, и теперь ему представился шанс свести счеты. Продолжавшиеся беспорядки среди заключенных и постоянные взаимные обвинения ясно показывают, что два главных фактора, обусловившие забастовку, – завышенные ожидания заключенных и дисфункция администрации – действовали и после нее.

Хотя в 1954 году было кое-что сделано для распутывания воркутинского клубка противоречий между министерствами, этого было недостаточно. В 1954 году прошла новая структурная реформа ГУЛАГа, частично отменившая многие экспериментальные реформы Берии. 21 января 1954 года Совмин вернул все лагеря и колонии из ведения Минюста в МВД. Теперь Речлаг и Воркутлаг снова подчинялись одному министерству572. Новые реформы пошли даже дальше: особые лагеря полностью ликвидировались, и потому 26 мая МВД приказало расформировать Речлаг и слить его с Воркутлагом. Деревянко был снят с должности, а начальник Воркутлага Прокопьев получил под свое управление весь лагерный комплекс, снова объединенный573. Бериевское решение от марта 1953 года – отделить экономические функции ГУЛАГа от пенитенциарных – в течение 1954 года тоже было пересмотрено, и многие гулаговские производства вернулись из-под управления гражданских министерств обратно в МВД574. Но вернулись не все. КВУ остался в подчинении МУП, а Воркутлаг – в подчинении МВД. Поэтому система договорного труда осталась без изменений575. Не совсем понятно, почему МУП сохранило контроль над шахтами; вероятно, потому, что уже существовали планы перевести КВУ и Печорский угольный бассейн на преимущественно вольнонаемный труд. Но конкретные меры в рамках этой реформы начали предпринимать только в 1955 году, а пока Воркута застряла между двумя хозяевами.

Местному начальству шахт и лагерей забастовка преподала важный урок. Отделение шахт от лагерей сделало одних чиновников полностью ответственными за производственный аспект жизни заключенных, а других – за пенитенциарный. Но забастовка показала, что эти аспекты тесно переплетены и нарушения в одном неизбежно означают нарушения в другом. К лету 1954 года служащие КВУ и Воркутлага были наконец готовы работать сообща, насколько позволяла аппаратная борьба, продолжавшаяся в Москве. Важной предпосылкой этого сотрудничества стала первая в пятидесятых годах крупная внутренняя реорганизация лагерной системы. 10 июля 1954 года Совет Министров СССР утвердил «Положение об исправительно-трудовых лагерях и колониях Министерства внутренних дел СССР». Оно содержало обширный, полный набор правил для руководства многими сторонами жизни лагерей, от медицинского обслуживания до организации труда и политико-просветительской работы среди заключенных576. Помимо прочего, это новое положение было направлено на рационализацию режима содержания заключенных. Новые правила дифференцировали три разных режима содержания: строгий, общий и облегченный. Их разработали с целью изолировать и наказать действительно опасных и нераскаявшихся преступников и вознаградить тех, кто не представлял угрозы и был на пути к реабилитации577. Именно в этих правилах начальники лагерей и директора шахт нашли способы сотрудничать к общей выгоде.

Облегченный режим, предназначавшийся для тех заключенных, которые отбыли по крайней мере треть своего срока, строго соблюдали лагерные правила и усердно трудились, заключал в себе интригующие возможности как для уменьшения беспорядков среди заключенных, так и для улучшения производительности. Заключенные в таких лагерях охранялись не так строго и пользовались разными благами, которые раньше не были им доступны, например могли проводить выходные вне лагеря. Облегченный режим был особенно привлекателен для воркутинского начальства благодаря двум своим аспектам. Во-первых, он отменил многие действовавшие ограничения для бесконвойных заключенных: в частности, им стали выдавать пропуска для выхода из зоны без конвоя. «Положение» также вернуло возможность давать заключенным разрешение жить вне лагерной зоны. Хотя в истории ГУЛАГа было обычным делом переводить заключенных в разряд зазонников, с 1947 года эта льгота была запрещена578. Теперь же заключенным, «доказавшим своим поведением и отношением к труду, что они не нуждаются в дальнейшем содержании под стражей», разрешалось жить вне зоны до конца срока. Разрешение жить вне зоны прямо называлось в «Положении» широко применимой «мерой поощрения» за труд, тогда как до 1947 года это была неформальная практика, применявшаяся там, где зон не было, или в виде привилегии для отдельных заключенных. Кроме того, зазонникам теперь разрешалось выписывать к себе семьи и жить с ними. Им полагалось платить по полной ставке, в большинстве случаев наравне с незаключенными работниками. Хотя они должны были «регулярно» являться к лагерному начальству для «регистрации», им могли давать временные отпуска с мест жительства579. Во многих важных отношениях их статус был примерно таким же, как у «колонистов» начала тридцатых годов.

Предоставление заключенным права свободно выходить из зоны или жить вне ее устраивало и Воркутлаг, и КВУ. Оно давало выгоды обеим сторонам, не заставляя их делиться властью или возлагать на себя новую ответственность. Бесконвойные заключенные и зазонники меньше потребляли ограниченных ресурсов лагеря, чем жившие внутри зоны. Ни тех ни других не требовалось доставлять на работу под конвоем, что было очень выгодно лагерным отделениям, страдавшим от жестокого дефицита охранников с конца сороковых годов. К 1953–1955 годам дефицит стал таким жестоким, что каждый день сотни заключенных не могли работать в шахтах лишь потому, что не хватало охранников для их конвоирования на место работы и обратно580. Зазонники также не питались в лагерных столовых, а покупали себе еду за свой счет. Они жили вне лагеря, чем облегчали хроническую переполненность лагерных бараков и позволяли лагерному начальству хвастаться в годовых отчетах, будто жилищные условия заключенных улучшаются. Но, видимо, важнее всего то, что заключенные, жившие вне зоны или имевшие пропуска для свободного перемещения, с гораздо меньшей вероятностью могли участвовать в организованных актах массового сопротивления и тем самым предотвращали новую забастовку заключенных. Все перечисленное не требовало фундаментальной перемены в отношениях между Воркутлагом и КВУ и могло быть достигнуто без существенных уступок полномочий или принятия на себя дополнительной ответственности за добычу угля.

Управляющие шахтами, со своей стороны, восприняли наделение заключенных пропусками или правом жить вне зоны как способ усилить контроль над своей рабочей силой – а именно его Засядько добивался с 1953 года. Бесконвойные уже не зависели от того, хватает ли охранников для их конвоирования: они сами добирались до шахт. Зазонники могли