Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Теперь я у тебя в долгу, дьявол. Твой поступок не может быть отплачен одной услугой…
– Но ты…
– Я помню наш уговор. Возьми, – почти что насильно Левкосия всучила в ладонь маленькую колбочку, где растекался золотистый туман, – это голос сирены, его должно хватить, чтобы заговорить эликсир.
– Спасибо, – хрипло произнес я, чувствуя, как тьма обхватывает меня своими призрачными щупальцами.
В эту же минуту из морских глубин послышался чудовищный рык, напоминающий крик сквозь толщу воды. Поначалу показалась морда – шрамированная, покрытая тонкой сеточкой свежих кровоподтеков, один глаз смотрел на меня с некой настороженностью, другого не было вовсе – на его месте зияла темная дыра. Из узких ноздрей стекала вода, пасть с рваными лоскутами плоти была приоткрыта. Массивная грудь лазурного оттенка, местами без защитной чешуи, часто поднималась и опадала, будто дракон пытался вдохнуть воздух, запах которого уже успел позабыть. Он пытался взмахнуть крыльями, но они безвольно падали вдоль тела. Дракон взревел и вздернул морду вверх, выпустив из пасти струю воды, разогнав туман, чтобы позволить солнцу окрасить небосвод в золотистые оттенки.
– Мы позаботимся о нем, – тихо произнесла Левкосия, с восхищением глядя на дракона, который пытался повернуться и посмотреть на истерзанные крылья.
– Драконы же давно погибли…
– Этого убили не так давно. Может, год-два. Тела драконов разлагаются медленно, а душа до последнего момента отказывается покидать свой дом. Эти существа могут десятилетиями покрываться мхом, илом, разбухать от воды, но они живы. Своей кровью ты освободил море от прислужников Посейдона и возродил морского дракона, что станет истинным правителем вод.
Я не нашелся, что сказать, – во рту пересохло, голова кружилась так, что начало тошнить. Смог различить кровь, стекающую на песок из глаз и рук. Я попытался встать, но, пошатнувшись, рухнул и провалился в темноту, которая ласкала мою душу в своих объятиях и не хотела отпускать.
* * *
Силен и прекрасен лазурный дракон,
Но темные души сильнее.
Темной их волей порабощен,
В багровом огне он сгорает больнее.
Жаждут лишь хаоса темные, вместе
Море поднимут, чтоб мир весь убить.
Только лишь демона сила и мощь
Вопли безликие смогут склонить.
Осядет волна, души Смерть приберет,
Снова свободен дракона дух светлый.
Лазурное древо тут же падет.
Свой кристалл миру отдаст неприметный.
Лазурное древо, накренив свою массивную лиственную крону, заскрипело и раскололось пополам, даруя свету кристалл, магия которого отталкивала недостойных. Жители поселения бегали с криками ужаса и предстоящего хаоса, но никто из них не знал, что смерть – это всего лишь начало нового пути, за которым придет спасение погубленных душ.
Священных деревьев осталось всего четыре. За каждым придет Смерть, которая сможет обернуть их магию во благо всему живому.
Три дня спустя
Сумраки сгущались над поляной, в воздухе витал запах жженой листвы и приближающейся грозы. Незнакомец натянул капюшон, прикрывая лицо, чтобы ни одна живая душа не смогла узнать его. Все движения были отточенными, уверенными и четкими – не в первый раз приходилось проходить по этой тропе, чтобы получить свою дозу власти и магии.
Первые капли дождя упали на плащ, оставляя грязные разводы на ткани. Чем дальше незнакомец проходил в лес, тем сильнее его душа предвкушала очередное убийство, от которого по всему телу растекалась сладостная нега. Улыбнувшись уголком губ, мужчина юркнул за массивный дуб в несколько десятков метров высотой и вынул из-за пазухи небольшой нож, местами заржавевший от пролитой на сталь крови. Постучав свободной рукой по карманам, спрятанным во внутренней подкладке плаща, он извлек из одного пергамент, бегло пробежался по нему глазами и сложил пополам.
Спустя пару минут к дубу вышел сатир, который испуганно оглядывался назад и прижимал дрожащие руки к груди. Его подбородок слегка подрагивал от волнения, ноги то и дело спотыкались об корни или утопали в небольших выемках, образовывавшихся от дождя.
– Опаздываешь, – сиплый голос незнакомца прозвучал из-под капюшона.
Сатир вскрикнул от неожиданности и резко приложил ладонь ко рту, заглушая рвущиеся наружу звуки. Беглыми нервными движениями существо подошло к дубу и уставилось на мужчину затуманенным взглядом, где таились надежда и страх. Сатир убрал руку ото рта и втянул воздух через нос со свистом.
– Мне сказали, вы можете оказать помощь.
– Могу. Но нужна ли она тебе?
– Конечно! Конечно нужна! – с жаром выпалил сатир. Кинув взгляд на нож и пергамент в руках незнакомца, он нервно облизнул губы и сглотнул.
– Тебе сказали, что нужно сделать?
Сатир кивнул и выставил руку вперед в смиренном молчании. Лишь когда нож резанул по запястью, он слегка сморщился и отвернул голову, чтобы не видеть, как кровь падает на пергамент, скрепляя сделку.
Незнакомец изогнул губы в улыбке и медленно отвел пергамент в сторону, стараясь не потревожить алые разводы. Пробежав еще раз глазами по написанному, он резко хлопнул в ладони, и пергамент исчез, оставив после себя лишь небольшой лепесток розы синего оттенка. Незнакомец протянул его сатиру, который со смиренным ужасом принял подарок.
– Лепестки синих роз добавляли в воду перед кровавым ритуалом. Они помогали умножить силу дриады, которую потом древние нимфы отбирали, оставляя жертв умирать в одиночестве. Перед тем как идти спать, положи цветок под подушку. Это поможет твоему желанию осуществиться.
– Меня не… не настигнет та же судьба, что моих сородичей? Я не умру?
– Нет, ты будешь жить, – незнакомец резко развернул сатира и подтолкнул рукой в спину. – Не забудь – под подушку.
Существо кивнуло, прижало к груди синюю розу и, спотыкаясь, направилось обратно в селение. Сатир настолько погрузился в собственные мысли, что не заметил, как от незнакомца отделилась бесформенная тень и пошла за ним по пятам, капая вязкой слюной по протоптанным следам.
Клерс
– Он там еще не сдох? – Я подошел, низко наклонился и прислушался к сердцебиению Мулцибе́ра, который третьи сутки лежал без сознания.
– Клерс, прекрати, он жив и скоро придет в себя. – Джойс сидела в углу комнаты в кресле и перебирала на коленях какую-то пряжу, которая подсвечивалась золотистым оттенком.
– Да неужели? Вчера ты