– Это петля мисс Цапли! – выдохнула Эмма, бегом поспешая за нами.

– Я ныне – бог! – комментировал кадры голос Каула. – Сии же – мои ангелы! Вам нас не удержать! Мы придем и возьмем, что по праву наше! У нас есть богатые дары, и мы пожалуем их вам, если только вы нам позволите! Отриньте ложных матерей! Отдайте нам ваших имбрин! Верните себе свободу, дети! Верните себе величие!

Картинка снова поменялась на лицо, которое продолжило вещать, сразу напыщенно и агрессивно.

– Свобода от петель! Свобода от ограничений времени, которыми сковали вас на долгие годы женщины-птицы! Тюрьма, застенки, оковы – вот и все, что вы знали в этой жизни! Придите ко мне, и я вас освобожу, дети мои! Придите! Придите!

Угрозы и посулы, ага. Манипуляции и дезинформация.

Фирменный стиль Каула.

Наконец ему надоело, и образ исчез в вихре синих искр, а потом сверху что-то посыпалось. Какая-то новая казнь. А ведь мы уже были почти дома…

Впрочем, тут же стало ясно, что сыпется сверху бумага. На которой что-то напечатано.

Мы уже добежали до крыльца Дома-над-Канавой, где собрались, ожидая нас, остальные. Пыхтя, Бронвин спустила нас со спины на мостовую. Листки бумаги уже покрывали всю землю – не иначе как снег выпал!

– Он ушел? – с надеждой спросила Клэр. – Все уже кончилось?

– Его тут и не было, – буркнула Эмма. – Одна из этих его трансляций, всего-то.

– Если его тут не было, как он устроил дождь из газет?

– Примерно так же, как дожди из пепла и лодыжечных костей, – презрительно пожал плечами Енох.

Надтреснутый голос раскатился над Акром изо всех его многочисленных рупоров.

– Говорит мисс Эсмеральда Шилоклювка. Сохраняйте спокойствие и расходитесь по домам. Одеяло работает на полную мощность. Каул не может до нас добраться. Как и его пусто́ты. Он просто пытается вас напугать.

В динамиках что-то мерзко заскрипело, коротко провыла обратная связь, и голос мисс Шилоклювки вернулся, какой-то более взволнованный.

– И не трогайте газеты. Это очередная пропа…

Щелкнул статический разряд, и колонки заткнулись. Ветер подхватил газеты и надул сугробы вокруг наших ног.

– Пропа… что? – Хью нагнулся и подцепил одну.

– Хью, не смей! – Бронвин попыталась ее выхватить, но он увернулся.

– Пропаганда. – Я тоже взял себе экземпляр. – Господи, вы только посмотрите!

Это и правда была газетная страница. Головой вниз. Я перевернул ее, Оливия и Нур наклонились, чтобы рассмотреть получше. Крупный заголовок во всю шапку орал: «ДВУЛИЧНЫЕ ИМБРИНЫ ЗАКЛЮЧАЮТ ТАЙНЫЙ ДОГОВОР И ОБЕЩАЮТ КЛАНОВЫМ ВОЖДЯМ СВОБОДУ ОТ ПЕТЕЛЬ!»

Я поднял голову: повсюду на улицах стояли странные и читали эти потрясающие новости.

– Это еще не все. – Эмма пригляделась: под заголовком обнаружилась и статья… если ее можно было так назвать.

– Что там пишут? – жадно спросила Бронвин и вдруг смутилась. – Я медленно читаю.

Эмма быстро проглядела материал.

– Пишут, что… так, минуточку… Имбрины сказали Ламоту, Паркинсу и Лео Бернему, что предоставят им всем свободу от петель в обмен на подписание мирного договора. Но только им и никому больше, – она поморщилась и покачала головой. – Остальное – всякий бред на тему «имбрины предатели, они хотят держать нас в рабстве, под замком в петлях» и прочее бла-бла-бла.

– Они что, правда могли бы такое сделать? – Оливия ужаснулась одному предположению. – Они бы не стали. Да ведь, не стали бы?

– Конечно, нет! – сердито рявкнула Клэр. – Только вчера мисс Сапсан нам говорила, что они пока так и не поняли, как сделать переустановочную реакцию полностью безопасной.

Эмма свирепо смяла газету и запустила ком подальше.

– Учитывая источник, все это – абсолютное вранье.

– Не знаю, – задумчиво протянул Хью. – Странно все-таки, что все три клана вдруг взяли и согласились на мир, и даже помогали нам на Могильном Холме…

– Ничего не вдруг, – возразил Гораций. – Они неделями вели переговоры.

– И как они заставили Лео меня простить, – добавила Нур, – несмотря на все его оскорбленные чувства…

– И вовсе это не странно, – пожала плечами Эмма. – Это просто шкурный интерес. Они поняли, что твари – реальная угроза их людям, и чтобы победить их, придется реально объединиться.

– Звучит разумно, – согласился я. – Если кланы вообще когда-нибудь делали что-то разумное.

– А если даже имбрины и заключили сделку – кого это волнует, – высказался Енох.

Все обернулись: он шел к нам, помахивая газетой.

– Мы все равно получили, что хотели: мир и сотрудничество.

– Нам не все равно, – насупилась Оливия. – Поскольку это значило бы, что они нам врут. И всякий раз, как они говорили людям, требовавшим свободы от петель, что это невозможно, небезопасно… – это была неправда.

– И что с того? – бросил Енох. – Мы получили нужное, до остального мне дела нет.

– ИМБРИНЫ! НЕ! ВРУТ! – закричала Клэр, покраснев как помидор.

– Ладно, мы тебя услышали! – поморщилась Эмма. – Орать во всю глотку – не самый эффективный способ аргументации.

– НЕТ! ЭФФЕКТИВНЫЙ!

Скрипнула дверь, и к нам вышла Фиона в халате. Она сонно улыбнулась честному собранию, помахала и подозрительно уставилась на покрытую ровным слоем газет землю и новое зеленое небо. Она до сих пор приходила в себя после встречи с пусто́той и проспала все на свете.

– Легко забыть, что такое свобода, когда она у тебя уже есть, – изрек Хью и метнул суровый взгляд на Еноха.

Потом он взошел по ступенькам, взял Фиону за руку и исчез с нею в доме.

– Ему что-то залезло в ухо и сдохло? – небрежно осведомился Енох.

– Не все из нас свободны, забыл? – отбрила Эмма. – Фиона до сих пор петлепривязанная.

– Точно, – помрачнел Енох.

– Но откуда нам знать, что имбрины не врали клановым вождям, что дадут им свободу от петель? – Нур скрестила руки на груди.

– Да потому что они… – начал объяснять я, но заткнулся, поскольку мимо как раз маршировал американский патруль во главе с Ламотом.

Он выглядел разгневанным и сжимал в кулаке одну из дареных газет. Его крашеные еноты мимоходом злобно зыркнули на нас. Когда гости удалились из зоны слышимости, я закончил фразу:

– …потому что они все еще здесь.

Подошли двое телохранителей, назначенных нам с Нур.

– Вот вы где! – пропыхтел тот, что повыше. – Не отрывайтесь от нас больше!

– Имбрины желают видеть вас у себя в покоях, и побыстрее! – отрапортовал второй.