Имбрины на том берегу начали петь на Древнем Странном и медленно зашагали по кругу.

– Надеюсь, они не схлопнут тут все просто так, по чистой случайности, – заметил Енох хорошенькой кудрявой девушке, оказавшейся с ним рядом в толпе.

Она уставилась на него в совершеннейшем ужасе, и ему пришлось срочно клясться, что он просто пошутил.

– Цыц, – строго сказал Гораций. – Сейчас не время шутить. Если это не сработает, у нас у всех будут большие неприятности.

– Главная наша угроза – это твоя непроходимая нудность, – парировал Енох. – Если бы тут не было меня, никто бы даже не пытался хоть время от времени развеселить народ и все бы давно уже перевешались.

Гораций посмотрел на него волком.

– Обладай ты способностью видеть будущее, ты бы сейчас не хихикал.

– А ну, заткнитесь оба! – рявкнул Миллард, который, как оказалось, стоял тут же, рядом с нами.

– А тебе разве не полагается корпеть над картами? – высокомерно осведомился Енох.

– Думаю, мы близки к прорыву. И потом, не могу же я такое пропустить!

Имбрины тем временем запели громче и закружились быстрее. Длинные платья так и развевались. Из центра круга начал струиться зеленый свет. Кто-то в толпе ахнул.

Все громче летели голоса, все быстрее мчал хоровод. Все ярче разгорался свет.

– Вот оно, – прошептал Миллард, а Нур прижалась поплотнее ко мне.

Свет просиял снова и устремился вверх. Песнь имбрин достигла пика – высокой, пронзительной трели, которая длилась и длилась… а потом все вместе и со звуком, подобным раскату грома, имбрины взвились в воздух и обратились в птиц.

Теперь уже ахнула вся толпа.

Имбрины сохранили порядок – просто они теперь летели, а не бежали, – но диаметр круга все расширялся и расширялся, а с ним и пульсирующий купол зеленого света: они творили его, растягивали, как тент.

Затем вся стая устремилась в небо: мисс Шилоклювка – первой, мисс Сапсан – последней; все остальные, в той же формации, – за ними. Зеленый свет тянулся следом.

Птицы заложили петлю у нас над головой, потом спикировали и пропали во тьме туннеля. Последовавший за ними свет на мгновение озарил его, коротко и ослепительно, а потом исчез.

Ненадолго настала тишина. Пять секунд растянулись во все десять.

По толпе пробежал обеспокоенный ропот. Куда подевались имбрины? Они еще вернутся? Или все уже кончилось?

Тут снова мигнул зеленый свет – далеко, на краю потемневшего горизонта – и пополз по небосклону, действительно как мерцающее одеяло, как слишком яркое северное сияние… и раскинулся от края и до края неба, весь потрескивая электрически-белыми жилами. Заполнив его целиком, он окрасил все лица зеленью… и тут из туннеля послышался рев наподобие приближающегося поезда.

Через пару секунд оттуда плотной группой вылетели имбрины, таща за собой световую сеть, настолько яркую, что смотреть на нее было почти невозможно. Она укрыла жерло туннеля, но дальше не пошла, образовав полупрозрачную стену.

Имбрины описали еще один, последний круг над головой – небольшой победный парад – и унеслись в сторону Зала Совета, волоча за собой трескучую зеленую сеть, пока она не затянула все небо.

Собрание так и зажужжало от волнения.

– В жизни ничего подобного не видела, – восхищенно сказала девушка рядом с Енохом.

– Троекратное ура нашим птицам! – воскликнула Клэр, воздевая в воздух кулаки. – Хотела бы я посмотреть, как гадкий старый Каул попытается через это пролезть!

– Очень впечатляюще! – оценил и Гораций.

– Просто какой-то зеленый свет, – пренебрежительно пожал плечами Енох.

– Надеюсь только, что он сработает, – вздохнул я.

– Сработает, – веско заключила Клэр.

Однако тут страж с мегафоном напомнил, что комендантский час уже миновал и погнал нас обратно, по койкам.

– Что думаешь? – спросила тихонько Нур, когда толпа начала рассасываться. – Мы правда на какое-то время в безопасности?

Я посмотрел вверх, на залитые луной облака за Одеялом – теперь они отливали бледной зеленью – и задумался, что из этого было просто показухи ради.

– На какое-то время – да, – сказал я. – Но не навсегда, это точно.

Не успели мы и полсотни футов пройти, как вверху что-то треснуло, будто разряд статического электричества. Люди спокойно брели себе по домам, но тут стали останавливаться, задирать головы… С неба на нас глядело гигантское синее лицо.

– Очень эффектно, прямо настоящее шоу! – прогромыхало оно.

Каул или его голографическая версия вернулись еще немного поглумиться над нами. Время было выбрано как нельзя лучше: подорвать ощущение безопасности, над которым трудились имбрины.

– Он вам ничего не сделает! Прекратить панику! – скомандовал чей-то голос, но было, увы, слишком поздно.

Это вам не битком набитый зал – все кинулись врассыпную в поисках укрытия. В давке меня швырнули на Нур, и мы оба рухнули на землю, но прежде чем нас успели затоптать, Бронвин выудила нас из-под ног толпы и закинула на плечо вместе с Клэр и Оливией.

– Что же мне делать? – завывал Каул. – Делать мне что? Впустите меня! Впустите! Куда бежать? Недоумение! Паника! Ужас!

Раздалась пальба, но это просто американцы стреляли по картинке в небе. Пули воткнулись в зеленое поле вверху и застряли, застыли в воздухе, словно рой замороженных пчел. Люди метались во все стороны, ныряли в первые попавшиеся двери, мчали сломя голову к отдаленным кварталам Акра. Бронвин прокладывала нам путь обратно, к дому, но ухмылка и вопли Каула преследовали нас повсюду – вот ведь вездесущая дрянь!

– Да шучу я, шучу! Люблю, когда мне бросают вызов, – хотя это и не вызов вовсе, а так… – голос гудел, казалось, у меня прямо в ухе. – Другого я и не ожидал от моей милой сестренки и ее отродий. Мы к вам еще не пришли во плоти, уж извините, – мы покамест пары разводим. Зарядочку делаем, тянем свои новорожденные члены.

Чудовищная, оплетенная синими венами древесная ветвь прострелила через все небо и рассыпалась искрами.

– Мы, мы, мы – кто такие эти мы, спрашиваете? У меня, знаете ли, есть друзья. Вот они, со мной, в петле, которую вы, быть может, узнаете.

Рожа исчезла, а вместо нее во всю зеленую ширь раскинулась ужасающая картина. Бронвин бежала, а я завороженно таращился на этот кошмар. Два чудовища напали на дом; дети, вопя, разбегаются. Одно торчит над крышей, голова как у гигантского угря; из спины выпрастываются черные кожистые крылья. Оно рвет дом на куски, вот так вот запросто, когтями: отрывает куски крыши и бросает их в воздух. Другое с виду – как отлитая в человекообразную форму дымящаяся смола. Оно проходит через привязанную к столбу корову, и корова плавится, растекаясь горящей лужей. Угреголовый опускается на одно колено и сгребает крылом пытающегося скрыться ребенка, потом возвращается дальше крушить дом.