сэндвич. Когда свернули киноэкран и вынесли звуковое оборудование, обнажилось закулисье – два деревянных ящика, моток провода, чемоданчик с инструментами и уходящая вверх металлическая лестница. Вскоре надо всем этим опустили занавес, чтобы создать интимную атмосферу.

Несколько раз включились и выключились софиты, нацеленные на сцену, Джастина попросили проверить звук, так что спокойно поразмыслить не удалось, да и в голове было пусто. Он быстро доел сэндвичи и теперь сидел, попивая кофе из бумажного стаканчика. Уши неожиданно заложило, как в самолете. Он сглотнул, чтобы их прочистить.

Предстоящее интервью пугало. Работники закончили подготовку и ушли, а Джастин остался, встревоженный и опечаленный. Зал начал заполняться. Тонкий ручеек зрителей постепенно превратился в поток, и уже без десяти два почти все места разобрали, а тем, кто пришел позже, оставалось лишь стоять. Мэтти заняла одно из зарезервированных кресел в центре первого ряда. Появилась Тедди Смайт в инвалидной коляске, которую толкал Харви Хантинг. Проезжая мимо, она даже не взглянула на Мэтти. Харви поставил коляску в конце ряда и заблокировал колеса. Тедди принялась оглядываться, и Джастин, вновь ощутив необъяснимое притяжение, специально посмотрел ей в глаза, надеясь на узнавание. Та никак не откликнулась.

Спенсера Ховата пока не было.

Джастин положил на стол наручные часы и время от времени на них поглядывал. Уши по какой-то необъяснимой причине вновь заложило. За три минуты до начала сверху донесся оглушительный раскат грома – сначала даже почудилось, что это звуковой спецэффект, однако знакомый звук, погромыхав, стих. Конференц-зал находился ниже уровня земли, и окон в нем не имелось.

Без двух минут два главные двери отворились, и в зал, по-военному чеканя шаг, вошли шестеро молодых людей. Один остался стоять у закрывшихся дверей, пятеро других выстроились вдоль сцены лицом к аудитории. Среди этих пятерых был и Ларри; сложив руки на груди, он неотрывно наблюдал за зрителями, словно телохранитель какого-нибудь политика.

Свет потух, над сценой зажглись проекторы, и в их лучах Джастин испытал острый приступ неловкости.

Ровно за минуту до начала интервью из колонок грянула знакомая музыка – знаменитый триумфальный марш из кульминации «Героев космоса», революционного научно-фантастического фильма, который Ховат снял, когда ему не было еще и тридцати. С первыми же звуками аудитория разразилась аплодисментами, многие в восторге повскакивали с мест. Джастин, до этой минуты парализованный страхом, тоже встал в радостном волнении – кто не любит «Героев космоса»!

Когда музыка достигла кульминации, откуда-то сверху на сцену вышел Спенсер Ховат, махая зрителям высоко поднятыми руками. По залу прокатился оглушительный рев восторга. Ховат остановился в лучах центрального прожектора, продолжая улыбаться и махать.

Прогремел еще один удар грома, куда громче и внезапнее первого. Когда он стих, зрители продолжили кричать, свистеть и хлопать. Джастин сел, размышляя о том, что в кино гром сочли бы затертым до дыр клише. Впрочем, Ховата это, очевидно, не смущало – тот с наслаждением купался в восторженных воплях поклонников.

Наконец овация стала стихать. Ховат сел, и в этот момент прозвучал еще один громкий и долгий раскат грома.

В обычных обстоятельствах, ведя интервью на сцене, Джастин произнес бы несколько вступительных слов – выразил бы восхищение собеседником, перечислил его работы, награды или отзывы критиков. На этот раз продумать речь времени не было, да и Ховат так хорошо подготовил свое появление, что любые слова могли лишь испортить впечатление. Поэтому Джастин просто сказал:

– Спенсер Ховат, от всего сердца приветствую вас на кинофестивале в Сент-Килде!

– Спасибо, Джастин! Я большой поклонник ваших текстов. Мне нравится все, что вы пишете, и познакомиться с вами лично – невероятная честь.

Зал вновь разразился аплодисментами, на этот раз недолгими. Джастин зачитал с экрана своего мобильника первый вопрос:

– Мистер Ховат, ваши фильмы славятся умелой игрой на экзистенциальном конфликте между недоверием к себе и лихорадочностью современного образа жизни. Могли бы вы подробнее изложить свой взгляд на эту неразрешимую, по мнению многих, дилемму?

– Какой интересный вопрос, Джастин! С удовольствием отвечу. Видите ли, я родился на маленькой ферме в Айдахо, где до ближайшего города больше часа езды. Мы были очень бедны. С раннего детства я привык наблюдать за движением звезд и сменой сезонов. Тайны природы поражали меня, любовь отца и матери побуждала обратиться мыслями к Создателю. Уже тогда я понимал, что держу в своих детских ручках ключ к высшей форме просветления, и…

Аудитория безмолвствовала. Над головой вновь прогремел гром.

На Ховате были ярко-синие спортивные шорты и футболка с его именем и фотографией актрисы, сыгравшей главную роль в его космических фильмах. На ногах плетеные сандалии, на голове – ярко-оранжевая кепка с логотипом какой-то корпорации. Огромные солнечные очки с круглыми зеркальными линзами скрывали глаза и большую часть лица, делая выражение непроницаемым; на виду оставались лишь нос, рот да седеющая эспаньолка. Ховат был очень худ, сидел с нелепо задранными коленями и непрерывно жестикулировал тощими руками, при этом излучая всем телом непоколебимую уверенность.

Когда идеально отрепетированная речь Ховата близилась к концу, прозвучал очередной удар грома, самый громкий и страшный из всех – казалось, гремит прямо над залом, и многие зрители в тревоге закрутили головами.

– Спасибо, мистер Ховат, – сказал Джастин, чувствуя, что пора переходить к следующему вопросу. – Не могли бы вы рассказать, как работает ваша психика? Другими словами, что мотивирует вас, откуда вы черпаете свои уникальные грандиозные идеи?

– Как интересно, что вы об этом спрашиваете, Джастин! Думается, по мере своих скромных способностей я постиг бесконечную мудрость Господа и обрел жизненную миссию, к выполнению которой приступил…

Откуда-то донесся отчетливый рев, не похожий на гром. Казалось, ломается, отрывается, падает или рушится что-то тяжелое, и гораздо ближе, чем в небесах. Пока Ховат вещал, Джастин оглядывался в поисках источника шума, однако из-за слепящего света софитов не мог ничего рассмотреть в темном зале и даже сидящих в первом ряду, включая Мэтти, различал с трудом. Они тоже оглядывались, встревоженные шумом.

Вслед за очередным ударом грома раздался куда более громкий и пугающий звук разрушения чего-то материального. Ховат не умолкал.

Внезапно все огни в зале погасли, и навалилась слепящая темнота. Аудиосистема умолкла, речь Ховата заглохла на полуслове. Тут же поднялся гул встревоженных голосов; некоторые вскрикнули. Шум снаружи становился все сильнее и ближе.

Через несколько мгновений зажглось аварийное освещение, залив зал мертвым холодным светом, стирающим тени. Над главным входом и аварийными выходами замигали яркие указатели. Зазвучала оглушительная сирена – нескончаемый электронный вой на двух нотах.

Почти все уже повскакивали с мест, оглядываясь в поисках выхода, многие проталкивались к дверям. Казалось, все кричат одновременно. Справа от сцены, недалеко от того места, где сидела Мэтти, по стене мощным потоком стремилась вода, заливая зрительские кресла. Мэтти попыталась встать,