Мастерс и Джонсон принимали дополнительные меры предосторожности, чтобы защитить обращавшихся к ним знаменитостей. Джонсон маскировала их личности с помощью фальшивых имен или организовывала особые сеансы. Джини на себе испытала навязчивость любопытных репортеров, которые нередко жили за счет таблоидов, плативших за репортажи о сексуальной жизни богатых и знаменитых. Время от времени сотрудники клиники замечали фотографов, засевших на другой стороне улицы с телескопическими линзами в ожидании, когда появится какая-нибудь звездная пара. Иногда таблоиды придумывали фальшивые истории. «Бедного [Арнольда] Шварценеггера и Марию [Шрайвер] обвинили на первой странице «Глоб» или еще какой-то газеты в том, что они ездили «к Мастерсу и Джонсон», а они никогда у нас не были, – вспоминала Джонсон. – Мы с самого начала усвоили, что не надо ничего опротестовывать, потому что протест лишь придает сил сплетне».

Защита тайны частной жизни стала главной заботой в Институте Мастерса и Джонсон. «Мы подписывали всевозможные бумаги [о конфиденциальности], в которых обязались никогда не раскрывать никаких секретов», – вспоминал терапевт Томас Лаури. Джини следила, чтобы пациенты не видели друг друга. Используя уловки под стать методам ЦРУ, Мастерс и Джонсон иногда советовали пациентам изобретать ложные предлоги для своих визитов. Многие использовали легенду о лечении от бесплодия.

Однако сам Мастерс не всегда следовал собственным инструкциям. Порой он обсуждал своих пациентов с другими терапевтами, в том числе и с временными сотрудниками.

Некоторые знаменитые пациенты никогда не переступали порог клиники, потому что Мастерс и Джонсон лечили их на дому. На этих приемах не велась рутинная аудиозапись, а записи хранились в сейфе. Хозяева установили сигнализацию против взломщиков – и это помимо того, что охрану постоянно несли два доберман-пинчера.

Дом в Лейдью на Саут-Уорсон-Роуд был укрыт садовыми растениями, не дававшими разглядеть его с улицы. Переступив порог, гости попадали в вестибюль и могли пройти по одному из двух пандусов: один вел в просторную столовую и кухню, а другой – к нескольким спальням, включая и хозяйскую с двумя составленными вместе огромными кроватями. В задней части дома находились просторная терраса, собственный бассейн и конюшня с прилегающим к ней пространством, где дочь Джонсон, Лиза, могла ездить верхом.

Однако сохранить тайну частной жизни в случае одного сенатора из Нью-Йорка и его красивой молодой жены оказалось довольно трудно…

Раскинувшись в шезлонге у бассейна, 73-летний Джейкоб Джавиц рассказывал Роберту Колодны о людях, которых знавал, обо всем, что повидал. Молодой терапевт сразу же признал в Джавице сенатора от штата Нью-Йорк, одного из самых влиятельных людей в Конгрессе. Так же как Мастерс и Джонсон, Джавиц однажды оказался на обложке «Тайм», поскольку в 1960-х годах ему прочили славу первого еврея – президента США.

Родившийся в семье иммигрантов на Нижнем Ист-Сайде Манхэттена Джавиц воплощал американскую мечту – неутомимым трудом и решимостью проложил свой нелегкий путь через вечерние курсы Колумбийского университета, затем получил диплом юриста в Нью-Йоркском университете и выслужил чин подполковника армии США в годы Второй мировой войны. По возвращении с фронта он был избран от либеральных республиканцев в палату представителей в традиционно демократическом округе, а впоследствии с легкостью обошел Франклина Рузвельта-младшего в гонке за пост генерального прокурора штата. Затем он выиграл выборы в сенат США, со временем став официальным представителем республиканской партии в сенатском Комитете внешних сношений. Будучи либералом-республиканцем Билл Мастерс во многом разделял взгляды сенатора Джавица. Они получали удовольствие от общества друг друга – настолько, насколько это возможно между врачом и его пациентом.

В тот день у бассейна обычно дипломатичный Джавиц щедро потчевал своих слушателей столичными историями «с душком». Он был уверен, что ничто из сказанного между ними не будет повторено нигде. Очередной вашингтонский секс-скандал разразился вокруг члена палаты представителей от Арканзаса Уилбура Миллса, который потерпел неудачу на президентских выборах 1972 года.

В 1974 году Миллс был пойман пьяным в обществе аргентинской стриптизерши. История стала добычей таблоидов, заставив Миллса отказаться от поста председателя бюджетного комитета палаты представителей. Одержимая новыми сексуальными свободами Америка все же сохранила свою пуританскую закваску и косо смотрела на распутство. Секс становился оружием в политических войнах – как предстояло узнать и другим претендентам, стремившимся в Белый дом.

Колодны ни разу не видел Мэрион Джавиц, его жену, но узнал, что супруги Джавиц несколько лет консультировались у Мастерса и Джонсон. «Было ясно, что Джек приезжал, чтобы освежить какой-то прежний разговор, – вспоминал он. – Мэрион вела свою жизнь, что в значительной степени и составляло их проблему».

Жизнерадостная женщина на двадцать лет моложе мужа Мэрион Джавиц вышла замуж в 1947 году и вскоре родила троих детей. В отличие от послушных жен других политиков, она настояла на том, что будет пробиваться сама. Она немного занималась живописью, балетом, авиаспортом и даже актерским мастерством (сыграла небольшую роль в фильме 1960 года «Кто была та леди?»). Когда ее муж был избран в Конгресс, Мэрион отказалась ехать в Вашингтон – «промышленный поселок», слишком скучный на ее вкус. Джек приезжал домой на выходные.

Выходившая дважды в неделю колонка Мэрион в «Нью-Йорк Пост» открывала ей доступ на все вечеринки и развлечения Манхэттена. Своим знакомым она, пользуясь популярным выражением 1970-х, объясняла, что у нее «открытый брак». Сенатор Джавиц защищал свою жену, даже когда ее в 1976 году резко критиковали за то, что она стала зарегистрированным иностранным агентом Ирана. «Мы с женой, каждый в своей профессиональной деятельности, ведем не зависимую друг от друга жизнь», – говорил он.

В клубе Studio 54, эпицентре «ночной жизни» Нью-Йорка 1970-х годов, в число спутников Мэрион входили Капоте, Энди Уорхол и Мик Джаггер, но особенный интерес она проявляла к телевизионному деятелю Джеральдо Ривере. В излишне откровенных мемуарах «Саморазоблачение» Ривера описывал свою долгую интрижку с женой сенатора. Хотя Ривера был почти на двадцать лет моложе, он писал о «гигантском сексуальном влечении» между ним и 48-летней Мэрион – женщиной с «темными волосами, яркими глазами и полными цыганскими губами». По словам Риверы, «у нее были и другие обожатели до меня, и это устраивало сенатора при условии, что не будет никаких сцен и скандалов». Во время одного званого ужина в двухэтажном доме Мэрион они ускользнули, чтобы заняться сексом в ванной, бросив гостей, в числе которых был госсекретарь Генри Киссинджер и его сопровождающие из секретной службы.

Как истинный Казанова прайм-тайма, Ривера ухитрялся время от времени устраивать рандеву с Мэрион между шести- и одиннадцатичасовыми новостями. На вечеринке в апартаментах ее мужа в Уотергейте (Вашингтон, округ Колумбия) Мэрион принимала таких VIP-персон из высшего эшелона, как Фрэнк Синатра, но и тут они с Риверой умудрились сбежать, «как два подростка». Ривера утверждал, что «безусловно, любил ее», пока в 1985 году их отношения не закончились.