руки на груди и села вполоборота, отвернулась от Юми. Художница громко фыркнула. Вольфрам скреб вилкой по дну консервы и, казалось, вообще не обращал внимания на происходящее.

— Давайте не будем меряться, кто кому сильнее жизнь испортил, — сказал Виктор. — Иоланта, рассказывай, где найти этого профессора. Потом летим туда, я иду к нему в гости… Могу даже тебя с собой взять, если настаиваешь.

— В прошлый раз я с ним ходила, — хихикнула в кружку Юми. — И это очень плохо закончилось.

— Получаем информацию, — продолжил Виктор. — Или не получаем, как пойдет. И дальше уже думаем что с этим делать.

— И получаете вознаграждение, — Вольфрам отставил в сторону пустую консерву. — От меня. Как договаривались — оплата в конце каждого этапа.

— Ладно, хорошо, — вздохнула Иоланта. — Ученый, профессор…

— А имя у него есть? — перебила Юми.

— Профессор… Морозов.

— Так, стоп! — вспомнил Виктор. — Морозов, из Союза? Такой ухоженный дед, тощий, в костюме и перчатках?

— А ты откуда знаешь? — удивилась Иоланта.

— Да вот… — развел руками Виктор.

Тут на стене сама собой включилась медиасистема, открылось недавнее интервью Морозова, и стоп-кадр замер как раз в удачном месте — профессора как будто на портрет снимали. Вольфрам опять чудил, конечно. Иоланта аж вздрогнула — непривычная еще к таким фокусам.

— Он? — спросил Вольфрам.

— Он, — медленно кивнула Иоланта.

— Тогда в чем проблема? — удивился Виктор.

— Вообще то, профессор Морозов… пропал, — ответила Иоланта.

— Пропал? — удивилась Юми.

— Да. За две недели до… вашего первого визита на «Элизиум» Шульц захотел с ним проконсультироваться по одному вопросу. Но Морозов не отвечал на письма.

— И Шульц стал его искать? — предположил Виктор.

— В общем-то да. Наводил справки через общих знакомых, даже написал нескольким его коллегам… То есть, на самом деле, конечно, я всё делала.

— И?

— Профессор как в воду канул.

— А по месту работы? — спросил Виктор. — Не пробовала?

— Оказалось, что его уволили.

— За спорные теории? — хихикнула Юми.

— За «аморальное поведение, порочащее честь ученых Союза», — вздохнула Иоланта. — Я сама удивилась.

— Ну они там чудные конечно, — Юми попыталась отпить из кружки, но «нектар богов» закончился. — Но что-то перебор…

— У меня половину отдела так уволить можно было, — усмехнулся Виктор. — За пьяные подвиги. Которыми они сами потом и хвастают, потому что больше нечем. Но в Федерации всем на всех наплевать — главное работу работай.

— В Союзе тоже… не так всё строго, — заметил Вольфрам. — Из моего опыта, если человек простой наёмный рабочий, или, скажем, бизнесом занимается — ему прощают очень многое. Лишь бы законов не нарушал. Но если он работает в серьезном учреждении и сидит на государственных деньгах — то должен соответствовать. В том числе блюсти моральный облик.

— Или, как обычно, строгость законов компенсируется необязательностью исполнения, — подытожил Виктор. — А значит, этот Морозов влетел очень сильно и громко. Коррупция, взятки?

— Видимо, нет, — Иоланта наконец села прямо и сложила руки на стол. — Мне что сказали, то вам и передаю. И то не удивлюсь, если в бумагах там «по собственому…».

— Если б коррупция — его бы судили, — заметила Юми. — Точно интервью не давал бы.

— Значит, наука им брезгует, — Виктор стал загибать пальцы. — Даёт ему пинка, а потом он исчезает…

— Увы, — вздохнула Иоланта. — Все, что мы можем — это прилететь в его бывший институт, и расспросить людей лично.

— … но потом вдруг появляется, — закончил Виктор.

— В смысле? — захлопала глазами Иоланта.

— Видишь кадр на экране? Он из интервью. Дата неизвестна, но в числе прочего там обсуждают приговор Шульцу. Так что запись сделана после исчезновения Морозова.

— Как-то я это интервью пропустила…

— Ты в приличном обществе вращалась, и не привыкла нырять на дно мировой журналистики. Я знаю, кто брал интервью…

— А уж она как рада, что ты её знаешь, — захихикала Юми.

Иоланта растерянно посмотрела на Виктора.

— Это она делала репортаж, после которого Шульца объявили в розыск, — объяснил он. — Съемки, конечно, наши, я подогнал.

— А чем купил? — спросила Иоланта. — Деньгами, славой?

— И этим тоже. Но вообще, она считает, что у меня на неё жареный компромат…

— Ты так и не рассказал, — встрепенулась Юми. — Что такого она сделала на том корпоративе?..

— Не будем об этом, — всплеснул руками Виктор. — Даже вспоминать не хочу.

— Но интересно же!

— Юми… тебе еще рано терять веру в человечество, — Виктор посмотрел в кружку и увидел дно. — Давайте так. Перепрыгиваем в нашу с ней родную систему, звоним с орбиты вниз — это недорого. Дженнифер мне не откажет…

— И это тоже недорого?

— Юми, блин! Короче, узнаём куда лететь, и летим. Добываем этого Морозова, а дальше — как пойдёт.

* * *

Крайне непривычно было так долго наблюдать с орбиты свою родную планету. Но орбитальная механика никого не слушает. Маяк оказался с неудобной стороны, и пришлось висеть на орбите, ожидая, пока планета повернется нужной стороной и у Дженнифер дома наступит утро. При этом на борту «Кицунэ» была невесомость. Целых полдня.

Внутри Виктора джентльмен боролся с джентльменом. Сидел у себя в каюте, глядя в медиасистему, и взвешивал варианты. С одной стороны — ночь у Дженнифер. С другой — Иоланта, которая ни разу в жизни не пользовалась уборной в невесомости. Не включать же двигатель ради этого? Юми точно откажется.

Так и так кого-то обидишь. Виктор подумал, все взвесил и с известным мужским цинизмом предпочел ту, у которой грудь больше. Чем быстрее позвонишь — тем быстрее можно улетать, тогда и тяга появится. В конце концов, у Дженнифер уже пять утра… нормальное же время?

Наконец, Виктор связался с рубкой и дал отмашку Юми:

— Всё готово, направь нас к маяку. И сбор в кают-компании, думать будем.

А подумать было о чем.

Включился двигатель, появилась сила тяжести, и тут же раздался стук каблуков — Иоланта дотерпела и теперь бежала чуть ли не бегом. Даже не заметила,