Лестничный пролёт преодолевается быстро. Самое главное, что у Степаныча пока тихо. То есть тревога не поднята. Шам всё ещё не знает о нас, а то бы поднял всех, до кого бы сумел ментально дотянуться.

Кио действует по правой стороне, я беру на себя левую. Ой, а что это такое у нас – маленькое и лысое, да ещё и с ножичком в руках? Неужели в бойцы Комбината берут и такие мелкие недоразумения? Предыдущие противники оставляли более положительные впечатления.

Оп-па! а малыш не так уж и плох. Грамотно владеет ножичком. Понимая разницу в росте, использует свои метр сорок пять как преимущество: так и норовит подрезать сухожилия на моей ноге. Спасла только реакция. Только что была нога и вот её уже нет на этом месте. Разрываем дистанцию. Ага, теперь играем по моим правилам, коротышка. Ложный выпад, «малыш» на него ведётся, дёргается в нужную сторону. Всё, сейчас поквитаемся за доставленное неудобство. Вбиваю его в пол левой рукой. Я хоть и правша, но кое-какие «коронки» заточены и под вторую руку. Да, силы поменьше, но недорослику и этого хватает. Он так пропахал физией по полу, что от носа должны остаться одни воспоминания.

Гордиться победой некогда: меня заинтересовал ножик поверженного «приятеля», он куда лучше моего, дерьмовенького. «ДВ-2» – «Дальневосточный», красивый и прочный. Убитому он всё равно ни к чему, а мне пригодится.

Я с удовольствием взял «ДВ-2» в руки. Хороша штучка! Рукоятка легла в ладонь как литая. Нож стал продолжением меня. Жаль, чехла нет, надо будет что-то придумать, если живы будем – не помрём.

И сразу пустил его в ход, проковыряв дырку в ретивом мужичке, так не вовремя для себя выглянувшему в коридор.

Я не ошибся, достойный трофей.

Ещё один лестничный пролёт… И тут снизу загрохотало: Степаныч принимал «гостей». Всё, лафа кончилась, противник поднял тревогу.

Я не взбежал по ступенькам, а перелетел. На площадке толпились трое, у каждого огнестрел. Да, пищали, тяжёлые и неповоротливые, но если каждая такая дура шмальнёт по мне, вызывай гробовых дел мастера.

Пальцы синхронно легли на спусковые крючки. Ну, шам, ну, молодец – невольно оказал сам себе дурную услугу. Пальни ребятки вразнобой, и у меня просто не было бы шансов, а тут…

Я успел пригнуться, когда жахнул триединый выстрел, и пули разнесли стекло у меня за спиной, выворотив его вместе с рамой.

Сколько времени требуется на перезаряжание такой бандуры? До хрена! Аккурат достаточно, чтобы я пошёл пластать стрелков ножом.

Резня получилось знатной. Троим комбинатовским на узкой лестничной площадке было тесновато, они мешали друг другу. Грех не воспользоваться. Вот я и не сплоховал.

Когда подоспел кио, ему достались только три остывающих трупа.

Внизу трещал «калаш» Степаныча. Надеюсь, он не изводил патроны впустую.

Всё, можно не тихушничать. Я достал ТТ. Послужи-ка и ты, братец!

Бах! Бах! Бросившаяся навстречу фигурка переломилась. Это не шам, тот не вылезет из убежища до последнего, будет отправлять своих молодчиков на убой, прячась за их спинами.

С пальбой пробиваться легче. ТТ отщёлкал обойму, я на бегу вставил новую. Банг! Банг! Башка разлетается как перезрелый арбуз. Ну, куда ты, милый, прёшь, да ещё в таком дурном настроении?

Здесь я столкнулся с шамом. Выбитую дверь заменили на что-то более монументальное, однако киборг вынес её на плечах, будто она была из пенопласта.

Забившегося в угол шама извлекли в середину комнаты. Киборг приставил к его виску дымящийся ствол пистолета. Тот был горячим, и на коже шама появился ожог, но мут даже не дёрнулся.

– Прикажи своим прекратить сопротивление! – велел киборг.

– Зачем? Вы всё равно меня убьёте, – еле слышно прошелестел шам.

– Ты можешь умереть лёгкой смертью. А можешь помучаться. Выбор за тобой.

– У меня на редкость богатый выбор. – Рот шама скривился в улыбке.

В комнату ворвался Степаныч.

– Мужики, я пуст! – сообщил он, и вдруг его взгляд потерял осмысленность. Степаныч вскинул «калаш», надавил на спусковой крючок. Автомат щёлкнул вхолостую.

Шам взвыл от бессилия, а Степаныч очнулся.

– Что это было? – закрутил головой он.

– Тебя под контроль взяли, – сообщил я.

– А вы говорили, что у меня тоже иммунитет, – печально произнёс Степаныч.

– Выходит, ошиблись, – сказал я.

– Останься у меня хоть один патрон, дорого бы вам обошлась эта ошибка, – заметил он и замахнулся прикладом на шама:

– У, сволочь! Так и прибил бы!

– Успеешь! – остановил его киборг.

Он схватил шама за горло и с лёгкостью оторвал от пола.

– Останови своих! Слышишь, чучело?!

Тот зашипел.

Сержант поставил его на ноги.

Крики и шум в коридоре прекратились. Я выглянул в окно: двор перед зданием был заполонён людьми в чёрном, но они вели себя в высшей степени странно: застыли, словно каменные изваяния в тех позах, в которых их застал ментальный приказ шама.

– А-хре-неть! – сказал Степаныч, заглянувший через плечо. – Такое раз увидишь – в кошмарах всю жизнь будет сниться.

– Вы сами велели, – обиженно отозвался шам. – Хотите, я отменю свой приказ?

– Я тебе отменю! – вновь занёс над ним приклад Степаныч. – Так отменю этой штукой, что голова в штаны провалится!

Хотя на шаме не было одежды, он всё понял и заткнулся.

Путешествие по коридору до бывшего кабинета Ивана Петровича стоило мне седых волос. Уж насколько я себя считал ко всему привычным, но «выставка» живых статуй была одной из самых отвратительных вещей на свете. И я всё больше загорался желанием грохнуть шама, когда он выполнит то, ради чего мы пока сохраняли ему жизнь.

Зом сказал, что помнит комбинацию сейфа и с огромным удовольствием будет сотрудничать, лишь бы оттянуть неизбежное. Он прекрасно понимал, что минуты его сочтены, однако на что-то надеялся, а мы старались поддерживать в нём эту надежду.

Я спросил его об учёных, как ему удалось взять над ними власть.

– Они такие же люди, как и остальные. Их мозг развит, но беззащитен. Мне не составило большого труда подчинить их своей воле.

– А как ты здесь оказался?

– Совершенно случайно. У меня произошёл конфликт с сородичами, пришлось срочно менять локацию, – он запросто щеголял словечками нетипичными для этого мира. Нахватался от учёных или культура шамов сохранила у себя часть лексикона двадцать первого века. – А здесь вовсю кипела жизнь. Я пришёл к выводу, что смогу воспользоваться трудами людей и обеспечить себе должный комфорт.

– И ты стал паразитировать в Комбинате… – сказал я.