уезжает на моей машине в бывшее обиталище. Она заряжает свой пистолет и кладет его на приборную доску – неслыханное позерство! Под пассажирское сиденье она сгружает огнестрелку куда более серьезных габаритов, а о том, что за оружие она складывает в кузов, лучше вообще молчать. Автоматы, гранаты, оптические прицелы, кокетливые револьверы, глушители, парочка РПГ для веса – такой набор едет сейчас вместе с Мирой в Черные Сады, а я остаюсь дома одна, она даже не поцелует меня на прощание, муж на работе, а я буду лежать тут одна, последним жалобным взглядом пытаюсь выяснить, для чего же моей ангелице-хранительнице нужно ехать к Горе. Мира отвечает, что мне чудовищно не идет блонд.

– Кошмар.

– Что кошмар?

– Прическа твоя – кошмар, вот что.

И это после того, что Мира всегда утверждала, как сильно она меня любит. «К., ну только не блондинкой. Давай уже дописывай свою летопись и перекрашивайся в черный. Тебе он лучше всего». Я говорю, что я – Клео, богемная стюардесса. На что Мира ухмыляется: «А где теперь стюардессе Клео летать? «Schmerz und Angst» больше не существует, так что Клео тоже не в моде теперь».

Я включаю радио. Моего солнечного детства песня «Пистолет» группы «Мультфильмы». Надо навести порядок, такой порядок, к которому нельзя привлекать прислугу и вообще посторонних людей. Погребальный ритуал.

Я сдираю с лацканов авиационные значки-птички, стюардессы Клео – и той не стало!, мои туфли для полетов, обычные туфли, в которых поначалу так невыносимо болели ноги, бэйджики с моим именем «Клео», теперь и с этим надо прощаться – да почему со всем так быстро приходится прощаться?, мой платочек с самолетиками, кошелек с самолетиками, шпильки и заколки, термос, портсигар, планшет для чтения электронных книг (Клео приходилось экономить место в чемодане и не возить с собой горы макулатуры), сигнальный жилет кислотного цвета, счетчик для стояния под бортом при приеме груз-багажа, косметичка, аптечка, капли для глаз, постоянно болевших, но так щедро густоресниченных, стрелками Клеопатры подведенных глаз. Марлечка, через которую гладились брюки, и эти свежеснежные авиационные блузки, дамские псевдогалстуки, и пиджак, мой пиджак, миллион раз перекинутый через рукоятку открытия двери воздушного судна, пиджак, на который миллиард раз прикладывались спасательные жилеты и кислородные маски во время демонстрации аварийно-спасательных средств на борту, на рулежке я показывала это, и то, и третье, и аварийные выходы на крыло – и в носовой части судна (вытянуть руки вперед), ряды пассажиров смотрели только на меня, о, я была настоящей рок-звездой, демонстрируя аварийно-спасательные средства на рулежке!

Марлю, через которую гладились стрелки на брюках, я разрисовываю карандашом, которым красились стрелки на глазах, прыскаю ее Christian Dior ADDICT, запах, от которого сходили с ума все летчики, хороший факел получается, практически олимпийский. В жестяной посудине свалена моя стюардессная форма, незамысловатая роба бортпроводника некогда великой авиакомпании «Schmerz und Angst», к этому прибавляются дружной компанией все перечисленные раннее предметы, и я поджигаю, поджигаю новой бензиновой зажигалкой с надписью «Made in Austria» на дне.

Огонь вздымается вверх, не бойтесь, я не спалю дом, нас хорошо обучили тому, как пользоваться огнетушителями: водными, химическими, сифонного и пистолетного типа… Оно все горит, мне бы расхохотаться, как Кин в романе Элиаса Канетти «Ослепление», на пепелище своей огромной библиотеки, мне бы расхохотаться, тут так тепло, что это скоро спалит мою без того сваренную и обожженную белых волос на шелушащемся черепе мочалку, я беру расческу, маленькую, очень удобно брать в рейсы, она вся в клоках этих жуткой желтой пакли, которая сыпется с моей головы, с моей блондинистой головы, и расческа тоже летит в самопальный домашний костер: вы чувствовали этот запах горящей синтетики, пластика и обесцвеченных паленых волос? Тогда-то я и начинаю смеяться. Шаманским танцем прыгаю вокруг дымящегося ведьминского котла – глянцевую стюардессу Клео сожгла святая инквизиция католической зимы.

* * *

Мира паркуется возле подножья Горы. Она берет пистолет и ключи от нашего дома в Черных Садах. Мира ступает тихо, ее шаги никто не слышит, особенно таким тихим вечером. Мира открывает дверь дома фрау Нахтигаль.

– Надо бы купить банку для кофе, а то открывать и закрывать постоянно неудобно, -говорит Дантес. На столе, поставленном наподобие доски, на вафельной голубой скатерти, он гладит походным утюгом летную форму Кристабель; они собираются в рейс.

Детки почувствовали порыв ветра и захлопнувшуюся дверь; Кристабель выбегает в коридор, и тут же останавливается на месте:

– Мира? Мира? М-м-мира? Как ты? Как ты здесь оказалась? Кто тебе дал адрес? – и, спустя паузу, немного подумав, еще более ошарашено. – Мира, откуда у тебя ключи от этого дома?…

В коридор выходит Дантес, он встает рядом с Кристабель и спрашивает у нее: кто это?

– Мира… – еле слышно отвечает Кристабель.

– Ах, Мира, – Дантес оживляется. – Так вот она какая, убийца из книг! Это что, настоящая Мира? Ты же говорила, что ее не существует в реальности, что ты ее выдумала…

– Выдумала… – вторит эхом Кристабель.

Мира вытягивает правую руку вперед и возводит курок. Кристабель кидается к ней, падает на колени, цепляется за подол платья в цветочек:

– Нет! Нет, Мира, нет! Не трогай его! Он хороший, клянусь, он хороший! И меня не трогай, умоляю, мы никому плохого ничего не делали! Мы только недавно сюда переехали!!! Никого не обижали, да, черт, мы никого и не видим, ходим только на работу и здесь, дома сидим… Мира, ну не молчи же ты! Откуда ты узнала, где я живу? Откуда у тебя ключи? Пожалуйста, Мира, родная, не убивай нас, мы только недавно стали здесь жить! Только стали летать! Вот и сегодня собираемся, да, у нас вылет в одиннадцать вечера, пожалуйста, оставь нас в покое, нам здесь тихо и спокойно, мы только обжили эти комнаты… вот, видишь, будильник купили!… Не убивай нас!!!

Дантес выходит вперед, тянет Кристабель подняться вверх, загораживает ее собой:

– Послушайте. Пристрелите меня, а? Она здесь не при чем, не надо ее трогать. Кристабель ни в чем не виновата, это мне надо было голову включить вовремя. Мира, не убивайте ее, если вам так необходимо кого-то убить. Но она правда не при чем. Не надо нам умирать в один день, солнышко, поднимись с пола, ну же, хватит, хватит… Давай, Мирхен, но только меня, идет?

Мира продолжает молча стоять, следя рукой за перемещениями и одного, и другой.

– Нет, Мира, нет, – ревет Кристабель, – не