Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Скорее, глупый скромник. Все снимай. Ты почувствуешь себя по-настоящему живым.
Фрида с головой окунулась в ледяную воду. Секунду спустя он был рядом с ней, задыхающийся клубок конечностей. Она нашла его руку и потянула в ледяное сердце озера. Затем обняла за шею и спросила:
– Правда, хорошо?
– О Господи, да!
Лоренцо высвободился из ее объятий и начал плескаться.
– Я девственно чист! Бледно-зеленая ледниковая вода смыла с меня всю грязь!
Согревшись на солнышке, они вернулись в квартиру. Лоренцо установил импровизированный письменный стол на балконе с видом на уходящие вдаль зеленые пшеничные поля. Он писал быстро и яростно, как будто за спиной полыхал лесной пожар. Время от времени он останавливался и массировал руки, глядя на проезжающие вдалеке повозки, нагруженные огромными кругами сыра, и сгорбленные фигуры женщин, молотящих пшеницу. Затем обмакивал перо в чернильницу и вновь начинал писать; слова лились на бумагу, перо едва поспевало за мыслями.
Наконец он сделал паузу и обратился к Фриде.
– Я никогда не знал, что жизнь может быть столь великолепной, божественной. А теперь доказал! Доказал, что жизнь может быть чудом, радостью, превосходящей самые смелые фантазии.
– О мой дорогой, и как ты это доказал?
Выйдя на балкон, Фрида положила руки на костлявые плечи Лоренцо.
– Я невыносимо счастлив, моя императрица, моя Королева Пчел. Любовь – лучшее, что может случиться с мужчиной, и я хочу сказать об этом всем своим холостым друзьям, всем до единого!
Фрида собиралась возразить, что еще ничего не решила и не будет решать, пока не сможет забрать детей, однако слова застряли в горле.
– Знаешь, я люблю тебя с каждым днем все больше.
Лоренцо откинулся назад и прислонился головой к ее мягкому животу.
– О Фрида, чем это закончится? Что, если Уикли тебя не отпустит?
– Давай не будем о нем думать, Лоренцо. Хотя бы сегодня.
В тот день пришло еще одно письмо от Эрнеста, в котором говорилось, что она никогда не получит развода. Фрида вскрыла письмо у порога и ничего не сказала любимому, зная, как злят его эти письма, как он страдает, видя ее тоску по детям.
– Но я хочу жениться на тебе, моя императрица.
Лоренцо зарылся головой в ее мягкие изгибы.
– Мы можем жить, как сейчас, разве нет?
Она перевела взгляд на горы. Вершины утратили свой ослепительный утренний блеск и купались в золотистом абрикосовом сиропе послеполуденного солнца.
– Я верю в брачные узы, Королева Пчел. Ты должна стать моей женой. Я не хочу, чтобы тебе отказывали от дома, потому что ты недостаточно респектабельна и живешь во грехе. Кроме того, Эрнест никогда не позволит твоим детям остаться с падшей женщиной.
Фрида погладила его по волосам. Она не хотела становиться женой. Лучше жить под своим собственным именем и быть независимой, как Фанни цу Ревентлоу. Тем не менее Лоренцо прав. Она окинула взглядом седые хребты на юге, вновь посмотрела на белую английскую деревушку, церковь, лес и пшеничные поля вдалеке и подумала о детях. Что они сейчас делают? Монти, наверное, играет в шахматы с Эрнестом. Барби рисует картинки с феями под восхищенным взглядом тети Мод. А Эльза – что делает Эльза? Помогает бабушке с обедом? Да, Эльза любит помогать по хозяйству, она накрывает на стол. Дети думают о поездке в лондонский зоопарк, которую она обещала… Глаза наполнились слезами. И тут она почувствовала руку Лоренцо на своей.
– Мы не позволим Уикли нас уничтожить. Ни за что. Мы будем счастливы вместе.
Фрида отошла от окна, чтобы он не увидел слез, выступивших на глазах.
– Ты все еще хочешь построить дом для моих детей?
Лоренцо взял ручку, поставил указательный палец над пером и очертил круг в воздухе тонким запястьем.
– Я хочу познать все тяготы жизни человеческой рядом с тобой, моей женой.
Он помолчал, поднес перо к странице и надавил, так что чернила вытекли на бумагу.
Фрида быстро моргнула и перевела заплаканный взгляд в окно, на север, на Англию.
Глава 55
Фрида
– Всего одна неделя без мук и сомнений, – умолял Лоренцо. – Пусть это будет наш медовый месяц. А потом все решим, вернем твоих детей.
Фрида вышла на балкон. Сумерки переходили в ночь, с дороги внизу доносились песни дровосеков и угольщиков, расходившихся по домам. Она крикнула через плечо:
– Хорошо, я обещаю целую неделю не думать ни об Эрнесте, ни об Англии, ни о моих…
Она не могла произнести это вслух, однако дала себе слово отодвинуть детей в дальний уголок сознания. Всего на неделю.
– Дело в том, милый Лоренцо, что я очень счастлива с тобой. Безумно счастлива.
Он подошел, встал рядом и указал на белеющий в темноте Млечный Путь.
– Смотри, Сириус – собачья звезда. Видишь, как она окутывает все зеленой дымкой, оглядывается. Смотрит на нас!
Фрида улыбнулась и обняла его.
– Мне кажется, она смотрит на меня!
– Нет, на меня. Я называю ее Небесной Гончей.
– Красиво… Небесная Гончая.
Фрида попробовала эти слова на вкус. Впервые в жизни кто-то показал ей звезду, и внезапно захотелось не спать всю ночь, чтобы найти каждую звезду, узнать название, проследить ее путь.
Она потянула Лоренцо за руку.
– Пойдем в буковую рощу. Скорее!
Он вытаращил глаза.
– Уже поздно. Я в тапочках.
– Ничего не поздно. Иди босиком, как я. Мы ляжем в траву и будем смотреть на звезды.
Она потянула его за руку и вывела из дома. Стояла тишина. Тьма чернильным покрывалом висела над крышами, над деревьями, над ржаными и кукурузными полями.
– Бежим! – Фрида подняла подол алого сарафана выше колен и побежала, сверкая розовыми пятками в лунном свете.
– Ты как маленькая, – крикнул Лоренцо. – Ничего не видно, мы пораним ноги!
– Я гораздо старше тебя, – отозвалась она и побежала, все быстрее и быстрее, вверх по светлой извилистой тропинке, ведущей в буковую рощу. Мимо пролетела сова, белая и неслышная, а вдалеке послышался долгий пронзительный крик, как будто маленький зверек попал в ловушку. Фрида повернулась.
– Скорее! Я знаю место, откуда мы сможем смотреть на твою Небесную Гончую.
Она бежала между деревьями, проваливаясь босыми ступнями в листья, влажные и мягкие. Впервые после Англии Фрида ощутила свободу, к которой так отчаянно стремилась. В порыве восторга она на несколько минут забыла о Лоренцо, словно осталась одна. Воздух, остро пахнущий грибами и землей, врывался в грудь. В волосах шумел