– Я думаю, в «Стрелу Амура».

– А что там делать? Все возможное мы уже выяснили, а какие-то профессиональные секреты нам никто не выдаст. Нет, мне кажется, знаешь что? Надо пойти к Березневой!

– К Анне! Что, в тюрьму?

– Да не к Анне! К другой Березневой, к Наталье Николаевне! Смотри: обе они имели дело с агентством «Стрела Амура», так?

– Ну, так.

– При этом если с Натальей Николаевной все ясно, она обращалась туда, чтобы получить ребенка, то с Анной – непонятно! Допустим, она действительно отдавала свою фотографию и анкету в это агентство. Тогда почему она молчит и ничего не говорит следователю? Ведь чего проще сказать: «Человек по имени Соломон Фридман написал мне письмо с просьбой о знакомстве, я ответила ему и пригласила его в гости». Но она же твердит, что его не знает!

– Так, и что? – В Валькиных словах был резон, и Арина сильно воспряла духом!

– А то, что ее письма получал кто-то другой. И этот «другой» – скорее всего, тот самый мужчина, которого мы с тобой видели в окне Анниной квартиры, – и отвечал от имени Анны всем претендентам на ее руку, и назначал им свидания, и потом убивал! Он смертельно ревновал ее, вот что!

– Ну хорошо, а при чем же здесь Наталья?!

– Я не знаю! Но если две женщины, две близкие родственницы, имеют дело с одной и той же конторой, работникам которой доверяют свое самое сокровенное, – в этом что-то есть! Нам надо переговорить с Натальей Николаевной, вот и все!

«Нет, ну какой он все-таки у меня молодец!» – гордо подумала Арина и взяла его за руку:

– Валька, ты умница! Ты почти такой же сообразительный, как я! Мне немного обидно, но знаешь, если бы я еще чуть-чуть подумала, то пришла бы точно к такому же выводу!

* * *

Адрес Натальи Березневой им был известен. Если допустить, что она жила вместе с мужем, а это, конечно, было так, то жили они в поселке художников «Сокол» у метро «Сокол» – такой, пока еще забытый властями, затерявшийся в Москве «частный сектор». Алексей Березнев, брат Анны, сам при Арине и Вальке назвал этот адрес следователям, которые его допрашивали: поселок «Сокол», улица Перова, 15.

Очень простой адрес.

И нашли они его быстро, как и ожидалось.

Но вот чего они не ожидали – так это того, что нужный дом окажется совершенно пустым. В нем витал не выветрившийся запах тревоги. Во всех комнатах виднелись следы поспешных сборов: в центре большой горницы стояли объемистые дорожные сумки, которые начали было набивать одеждой, но затем бросили… разверстые створки одежных шкафов с вывалившимися на половицы скомканными рубашками и свитерами – как видно, не вошедшими в багаж, и оттого отринутыми… Было видно, что хозяева метались по дому в страшной спешке, даже не сняв грязную уличную обувь – комья подсохшей грязи хрустели у ребят под ногами.

– Никого! – констатировал очевидное Валька, бодрой рысью обежавший все комнаты и даже похлопавший дверцами кладовок.

– Такое впечатление, что их что-то спугнуло…

– Пошли в сарае пошарим!

Сарай у Березневых был добротный, сколоченный из крепких досок, подогнанных друг к другу вплотную, без какого-либо зазора; молодые люди вошли внутрь и – оказались почти что в полной темноте.

– Подожди, я дверь подопру, ничего не видно, – прошептал Валька и отпустил Арькину руку.

Она шагнула вперед, нечаянно задев какой-то большой, тяжелый, свисающий сверху тюк; он подался назад и снова мягко качнулся прямо на Арьку. Она попридержала тюк руками; в этот момент Валька, приоткрыв сарайную дверь, запустил вовнутрь небольшую порцию дневного света и…

– А-а-а-а!!!

Зажмурившись и прикрыв ладонями уши, Арина упала вниз лицом прямо на какие-то тряпки; тут же вскочила и стала метаться по сараю, натыкаясь и сшибая на земляной пол все, что стояло или висело в непосредственной близости. Валька кинулся к ней и стал ловить, Арька не давалась ему в руки, крича изо всех сил и боясь открыть глаза, чтобы еще раз не увидеть…

– Арька! Не ори!!! Ты же нам все планы…

Но и он поперхнулся и охнул; значит, он тоже уже увидел! Девушка замерла, прижав ладони к ушам, отвернувшись к стене, крепко зажмурившись.

Но это мало помогало, потому что и с закрытыми глазами она видела, как в веревочной петле, конец которой был перекинут через потолочную балку, по-прежнему раскачиваясь, висит длинное тело, свесив набок голову и глядя на Арьку одним темным и круглым, как смородина, удивленно-недоумевающим зеленым глазом. Другой глаз прикрывала короткая черная челка.

Наталья…

Валька пришел в себя очень скоро.

– Помоги, быстро! Придержи ее за ноги!

Редко когда в его голосе звучали такие свинцовые нотки. Арина глубоко вздохнула и подчинилась, изо всех сил стараясь, чтобы ее не вытошнило прямо на труп. Валька очень резво забрался на приступку, отрезал веревочный конец перочинным ножом и спрыгнул, помогая Арине принять на себя тело, оказавшееся странно тяжелым… В нос шибанул резкий запах – она вспомнила, что у повесившихся во время конвульсий срабатывают кишечник и мочевой пузырь. Снова накатила тошнота.

– Клади на пол!

Валька, кажется, был всерьез намерен попытаться вернуть Наталью Николаевну к жизни. Конечно, он был прав, хотя бесполезность его попыток была очевидна: слишком неподвижно смотрел на них темный глаз, слишком холодными были руки самоубийцы. Валька понял это очень скоро и отступил, не отводя от мертвой женщины обескураженного взгляда. Размазав по лицу грязь рукавом рубашки, он тряхнул головой и направился к выходу. Уцепившись за полу его ковбойки, как дитя за мамину юбку, Арина трусливо семенила следом.

Валька толкнул дощатую дверь сарая – в лицо ударил ослепительный поток света, они зажмурились – и в следующее мгновение Арька услышала глухой удар и почувствовала, как ее опора, не издав никакого мало-мальски вразумительного звука, мешком свалилась вниз лицом на землю; взмахнув руками, она сумела удержаться на ногах, но тут и перед ее физиономией мелькнуло здоровенное полено. «Какое сучковатое!» – почему-то подумала Арька перед тем, как потерять сознание.

И наступила темнота.

* * *

Макс спрыгнул с подножки автобуса и сразу же оказался перед высоченным больничным забором. Ворота были открыты, но для него это ничего не меняло: перед входом в санпропускник висел плакат, уведомляющий, что сегодня в больнице неприемный день.

Может быть, ему, призвав на помощь все свое природное обаяние, и удалось бы наплевать на это предупреждение, да только из настежь открытого окна санпропускника выглядывала тетка такой комплекции и вида, что дуриком проскользнуть мимо эдакого Цербера в больничном халате было невозможно.

Бардин отступил назад, подумал – и решительно шагнул в сторону небольшого стеклянного павильона-кафетерия, где редкие посетители лениво поедали мороженое в никелированных вазочках и таращились на прохожих сквозь прозрачные стены кафе.