Соблазн переложить вину на Лео слишком велик, хотя я понимаю: это игры разума. Я всегда знала, что мои часы тикают, но предательская жалость к себе настаивает, что, если бы он не бросил меня, я протянула бы дольше. Формально это я ушла, но все ведь прекрасно понимают, что всего лишь оказала ему услугу. Просто упростила для него эту неудобную ситуацию. И не только для него. Я вообще не уверена, что сама смогла бы пережить этот его «последний разговор» с объяснениями и благодарностями «за всё».

В марте мне запрещают уходить домой даже на ночь. Плохи мои дела. Совсем уже плохи. Моя кожа, наконец-то, не бледная, а почти коричневая. Когда смотрю на себя в больничное зеркало, всегда издеваюсь:

– Разве не этого ты хотела, Лея? Желтушный Калифорнийский загар!

Да. И в придачу к жёлтой коже лимонные глаза и ходунки.

Наверное, у всех бывают моменты зашкаливающего страха. Это такой страх, который парализует и гордыню, и разум, и рациональность, но высвобождает в гигантских дозах отчаяние и заставляет хвататься за любую соломинку.

Гудки длятся недолго, он поднимает почти сразу.

– Лея?

Очевидно, отметил мой номер в своей телефонной книге.

– Да, это я. Здравствуй, Кай!

– Что стряслось?

Он всё слышит по голосу. Я уже не в состоянии контролировать даже его.

– Мне плохо. Я очень сильно заболела. Мне… помощь нужна.

Ane Brun – Closer

– Как ты?

– Ты видишь, как.

Мне горько это говорить, обидно, что он видит меня такой, и я смеюсь, правда, смех больше похож на скулёж, поэтому приходится заткнуть себе рот ладонью.

Кай кивает в уже знакомой манере всезнайки. Но у него даже это выходит в высшей мере харизматично. На нём сиреневая рубашка точно такого оттенка, как мои босоножки с бабочками.

– Слушай, – говорю ему, – а ты как всегда безупречен! Только не говори, что вылетел ко мне прямо с собрания всех своих директоров.

Он некоторое время смотрит в глаза с самым серьёзным выражением лица, какое только можно себе представить.

– А ты как думала? Да, я как раз был на собрании, когда ты позвонила. Сразу вылетел.

Я не знаю, как реагировать, и стараюсь не разрыдаться. Потом вижу, как его брови против его воли сходятся на переносице в очаровательный домик – он всегда так делает, когда изо всех сил старается не улыбаться. Но ему редко удаётся побороть свою улыбку, сдаёт позиции и сейчас:

– Конечно я сразу вылетел! Даже запасную футболку не прихватил! Как ты могла во мне сомневаться?

Так улыбаться, как Кай, умеет только Кай. Странное дело, но глядя на образовавшуюся ямочку на его левой щеке, я на мгновение забываю обо всём. Полсекунды без памяти.

Этот человек – моя надежда. Сосед по креслу в самолёте – случайная встреча, форс-мажорная ситуация в аэропорту, моя просьба встать перед ним в очереди, его отказ…

– Знаешь, – вдруг говорю, – а ведь если бы ты тогда согласился и пропустил меня вперёд, я бы стояла к тебе спиной и ковырялась в своём телефоне. А ты не отрывался бы от своего планшета, – мне тяжело говорить – скулы сводит судорогой.

Он это видит.

– Каждый из нас занял бы своё пассажирское место и летел бы в одиночку. Мы никогда бы не познакомились, не узнали бы друг друга, не провели бы вместе девять действительно незабываемых часов. Я никогда в жизни так много не смеялся, серьёзно! У меня мышцы вот здесь болели, – кладёт мою руку на свой пресс, – три дня!

Я смотрю ему в глаза. Знаю, что моими жёлтыми сейчас можно пугать детей, но не могу отвернуться.

– И мы не обменялись бы номерами телефонов, – помогает мне.

После этих слов мне легче озвучить свою меркантильную просьбу:

– Если как-то добиться и вылететь в Европу… в её Восточную часть, там можно сделать эту операцию за деньги. Мне сказали, чем больше денег, тем выше шансы. Мне не у кого попросить, кроме тебя… одолжить денег… много, и я не знаю, когда отдам… особенно, если…

Он снова кивает и отворачивается в сторону так, чтобы я совсем не видела его лица. Его рука ещё крепче сжимает мою. Потом он резко придвигается ближе, и я не успеваю опомниться, как его не большие, а просто огромные руки оказываются обёрнутыми вокруг меня. Мои глаза закрываются. Я думаю о его жене, о том, как же ей повезло.

– Даже не думай сбежать с долгами, – сообщает на ухо, – я достану тебя везде! И я не говорил? Я инвестирую только в перспективные и высоко рентабельные проекты, так что сделка со мной дорого тебе обойдётся. Придётся выжать из тебя максимум, на что способна.

– Постараюсь… – обещаю шёпотом и на всякий случай киваю – вдруг он не расслышал?

– Ну вот и отлично. С Вами приятно иметь дело!

– А как приятно с Вами…

– Всё будет хорошо, Лея. Вот увидишь. Теперь всё будет хорошо. Никуда не нужно лететь. Со всем разберёмся здесь. Дома.

Скоро он отпускает меня. А я бы не отказалась пожить в его объятиях ещё… да ладно, что уж, если мечтать, так на всю катушку! Я бы прожила в его объятиях всё то время, которое мне осталось. Пусть его жена не обижается, это ведь не так и долго. Всего лишь его руки вокруг меня и голос, который говорит, что всё будет в порядке. Когда-нибудь.

– Ты так и не прислала мне фото в неглиже! – щурится.

Я знаю этот прищур – он притворяется, что флиртует. Пытается поднять мне настроение.

– Не хотела торопиться.

– А тот парень, который был с тобой… Лео, кажется?

– Да, Лео. У тебя замечательная память, Кай.

– Спасибо. Так вот, где он?

– Не знаю. Он финансово независим, а значит абсолютно свободен. Сейчас может быть в любой точке планеты.

– Вы расстались?

– Он вернулся к той, кого любит. Женился, скорее всего, уже.

– Женился, значит, – Кай кивает и мышцы на его скулах совершают такое движение, от которого становится ясно – мужчина недоволен. – Ты знаешь, когда мы встретились там, на берегу, я был уверен, что он на тебе женится.

– Он и женился, – усмехаюсь, но выходит, как-то истерически. – Но это было ошибкой, потому что тот парень всегда любил другую. Он был… – вздыхаю, – тоже не моим.

– Ты, конечно, не упиралась? – улыбается, но как-то горько.

– Слушай, Лео-Кай, веришь или нет, но сейчас мне глубоко на всё это наплевать.

Он смотрит в глаза – ищет искренность.

– Как будто в другой жизни случилось. А потом потеряло всякую остроту. Мне бы выйти отсюда… знаешь? Сейчас все мысли только об этом. А остальное – ерунда.

– Выйдешь. Не сомневайся.