Ещё утром, ещё до разговора с везунчиком мне просто пришло в голову, что я не имею права быть Кэйтлин. Есть люди намного, НАМНОГО важнее меня в этой очереди.

У всего есть начало и у всего есть конец – говорю себе. И хотя в моих глазах слёзы, они не от боли и не от страха – я их больше почти не чувствую – мне кажется, это слёзы радости. Откуда она, я не знаю. Но буквы надписи Старбакса кажутся мне необыкновенно зелёными, я вспоминаю вкус пиццы из Fresh Slice и улыбаюсь ещё шире. Я люблю эти улицы в городе маленьких азиаток, выгуливающих таких же маленьких собачек. Я люблю все эти вечнозелёные кусты, клумбы, живые изгороди, красные тумбы-ящики Канадской почты. И людей, всегда улыбающихся, уступающих дорогу, просящих прощения за самые незначительные вещи, находящих в себе силы и желание помогать другим.

Опускаюсь на лавочку передохнуть. Мимо по тротуару проходит совсем молодая девушка с довольно большой картонной коробкой в одной руке. В ушах наушники, в другой руке телефон. И я откуда-то знаю, что впереди у неё очень долгая и очень наполненная жизнь, и мне становится так тепло, так радостно на душе.

– Привет, – говорю ей.

Она отвечает с улыбкой.

– Привет!

– Прости, что спрашиваю, у тебя есть вторая половина?

Она с удивлением поднимает брови.

– Ну… не понятно. Вроде есть, а вроде и нет.

Я рада, что она ответила. Шанс был не так уж и велик.

– Но это он, тот самый, с кем ты хотела бы быть навсегда?

– Нет, не думаю, – усмехается.

– Тогда держи вот это…

Я разматываю цепочку, накрученную на моё запястье.

– Бетельгейзе. У неё целая история. Два года назад мне довелось съездить в путешествие в Европу. И когда летела обратно, одной женщине приспичило рожать прямо во время рейса. Мой сосед по креслу и я, и ещё пару человек, помогали ей в этом. Всё закончилось хорошо, и в конце та женщина подарила мне эту подвеску и сказала, что она непростая. Сейчас уже точно не вспомню её слова, но суть была в том, что она помогает найти своего человека. Очень необычная вещица.

Девушка кладёт цепочку на свою ладонь, рассматривает медальон.

– Очень красиво. И видно, что дорого. Вы уверены?

– Абсолютно. Мне её когда-то подарили, а тот, кто дарил, тоже получил в подарок. Теперь я дарю её тебе.

– А Вы? Вам больше не нужно? Нашли, что искали?

– Нашла, – киваю.

Ведь нашла же. У нас был хороший год и пару счастливых месяцев. Это много. Это очень много в сравнении с тем, что могло бы ничего не быть.

– Даже не верится… – говорит девушка. – Спасибо. Спасибо!

– Я желаю тебе счастья! У тебя не найдётся лист бумаги и карандаш?

– А.. эм… сейчас…

Она роется в сумке, находит карандаш, но бумаги нет.

– Тут есть книжный недалеко, сейчас сбегаю куплю! – предлагает мне. – Постерегите коробку! Меня Алекс зовут!

В коробке кот. Большой, полосатый. Когда Алекс возвращается, я спрашиваю:

– А почему не в переноске?

– Да случайно вышло. Я бабулю навещала – тут неподалёку есть пенсионерский дом, а там одна жительница умерла. У неё родственников нет, а кот с ума сходил. Спросили, кто заберёт, никто не захотел. А я к нему подошла – он на руки согласился. Пришлось себе взять. Вот вам блокнот. И спасибо за Бетельгейзе!

Она во всё это верит, по глазам видно. Мечтательница, фантазёрка. Бывают же такие люди, верящие в сказки. Я их с детства не терплю.

Susanne Sundfør – Amor est mortis

Алекс уходит вместе с котом и Бетельгейзе. Я беру бумагу и прощаюсь со своей мечтой:

Моя душа откликается на твой голос, взгляды проникают так глубоко, что сердце добровольно им подчиняется: ты решаешь, когда и зачем ему биться. Слова твои, даже если они неуклюжи или спотыкаются, все до единого складываются на полочки и в ящички памяти, бережно хранятся там.

Мои чувства к тебе так сильны, что всё время хочется плакать – приходится сдерживаться. Я всегда говорю себе: сделай глубокий вдох, расслабься и отпусти… но у меня ничего не получается.

Это и странно, и чудесно в то же время, но во мне никогда ещё не было столько силы, как сейчас, никогда ещё так отчаянно не хотелось жить, осознанно проживать каждое мгновение.

Ты рядом… пусть и не со мной.

Моё время вырывается из моего горла рывками, спазмами. Никто из уходящих людей на видео в YouTube так не всхлипывал, как я сейчас, до боли в горле, будто у меня ангина. Они смирились, сумели расслабиться и принять, а я всё-таки не смогла – в этом весь ответ. Для таких, как я, ещё не написали достаточно убедительную книжку по психологии умирания. Я продолжаю сопротивляться. Я не хочу уходить. Мне мало всего! Мало неба, мало солнца, мало апреля, мало людей! Я так и не узнала, каково это – быть любимой, в конце концов!

Сворачиваю лист много раз, пока не получается «секретик» и впихиваю его между веток у стоящего рядом со скамейкой клёна.

«Я не проиграла» говорю себе. Выжить сумела, смогла бы и стать счастливой. Просто не успела. Моя жизнь была поставлена на таймер, и теперь время вышло – надо было быть шустрее. Я не проиграла, я просто не успела.

В следующий раз всё будет по-другому. В следующей жизни всё с самого начала будет иначе.

Я гуляю по городу уже много часов. Мне нравится вечер, город, весна, мне нравится жизнь, и так не хочется с ней расставаться. Я вглядываюсь в поредевшие кроны, в мокрые стёкла витрин и даже трещины на асфальте, жадно, торопливо впитываю всё, что вижу.

Мне так страшно, и так больно внутри, что боль физическая почти не ощущается. Даже тошнота отодвинулась на второй план, потому что моя единственная цель сейчас, самая большая моя цель – пройти и увидеть, как можно больше. Как можно больше напоследок прожить.

Но проклятая слабость хуже тошноты, она вынуждает снова опуститься на ближайшую скамейку. Я только на мгновение прикрываю глаза, и сразу попадаю в прошлое – моё солнечное детство.

Ben Howard – End Of The Affair

Мои руки срывают широкие сочные листочки инжира и складывают их стопкой.

– Десять хватит? – спрашиваю Алехандро.

– Набери двадцать, – отвечает он, тряхнув головой так, чтобы длинная чёлка отлетела с лица на затылок. Каждый раз, как он это делает, я задаюсь вопросом, зачем его мать так его стрижёт? Ему ведь объективно наплевать, как он выглядит. И он потеет в этой адской жаре. Мне так жарко и тяжело дышать, что иногда темнеет в глазах и появляются звёздочки. Но мы с Алехандро должны набрать листьев-денег, потому что Меган вздумалось играть в аптеку, и аптекарь, конечно же она.

– Тебе жарко? Присядь вот здесь, – Алехандро не сильно толкает меня в относительно глубокую тень дерева. – На прошлой неделе я видел, как женщине возле мясной лавки стало плохо. Она упала без сознания прямо на асфальт, и знаешь, что?