История о том, как Сева играл

Я играл в двух компаниях – у Шурика и у Жоры. Серьезно я начал играть в карты в шестьдесят первом году, на первом курсе, когда познакомился с Гришей Кройтером. Гришка проучился год в университете, но потом поступил в Литературный институт. Кройтер писал неплохие стихи, мне они нравились. Нас с ним сразу объединила любовь к преферансу. Гришка, фантастически скупой человек, никогда не играл ради удовольствия, только ради денег. Он всегда искал новых людей, с которых он может получать деньги. Вокруг все играли слабее его, а он играл хорошо. И всегда звал меня, потому что приятно, когда сильный партнер рядом. Это не мешает выигрывать, наоборот, помогает. Когда вчетвером играешь, и трое не умеют играть, а ты один умеешь, это, во-первых, скучно до безумия, но еще и не факт, что ты выиграешь. А вот когда есть двое умеющих на двоих не умеющих, то здесь сто процентов, что оба выиграют. Мы с ним часто выигрывали, но на пару я с ним никогда не играл – это уже чистое жульничество.

Именно Гришка познакомил меня с Жорой. Жора знал огромное количество людей. Мы начали играть уже у него. Кроме меня и Кройтера хорошо играл там только один человек – первая скрипка светлановского оркестра. Я туда приходил к двенадцати дня и оставался до двенадцати ночи, а иногда до утра. Это азарт.

Потом Слон познакомил меня с Шуриком. В тот же самый день, что я первый раз обедал со Слоном в «Арагви», он потащил меня знакомиться с Шуриком. Жил он в огромной восьмикомнатной квартире в старом доходном доме на Сретенке. Вначале их семье принадлежало две комнаты из восьми в общей квартире, но постепенно все соседи выехали, – по какой причине, я не знал. Главное, что их не было, а Шурик с семьей жил в восьмикомнатной квартире. Ведь это Советский Союз – все вокруг колхозное, все вокруг мое.

Шурик с женой и ребенком занимал две комнаты, его мать Зинаида Петровна, маникюрша, еще комнату, ее сожитель Самвел, армянин из Баку, сто лет назад приехавший в Москву, еще одну. Зинаида фарцевала: бриллиантами, украшениями, духами, шмотками, и Самвел ей в этом помогал. Хоть они и сожительствовали, но деньги не делили. По этому поводу они часто ссорились – у кого какая доля, кому сколько положено и кто кому сколько должен. Шурик со своей матерью тоже вместе фарцевал и тоже ругался с ней из-за денег. Когда бы я ни пришел к Шурику, всегда заставал скандалы по поводу денег. Но денег там было много. Мозгом семейного бизнеса была Зинаида, а ее комната служила штабом всего предприятия. Она минимально занималась маникюром, к ней приходило не больше трех клиенток в неделю, а все остальное время к ней беспрерывно бегали люди, приносили товар и покупали. Отрезы, дубленки, костюмы, картины, иконы, камни – все, что только можно купить и продать. И, конечно, продукты: осетрина, белуга, севрюга, икра, ветчины, буженины. Шурик специализировался как раз на продуктах. К нему приходили директора крупных московских гастрономов – Смоленского, гастронома на Никитской, гастронома на Дзержинке, и директор Елисеевского Соколов, которого потом расстреляли. От них Шурик имел заказы, которые перепродавал через мать и ее клиентов. Все эти директора и другие люди приходили сюда играть в карты – Шурик держал катран. Катран функционировал двадцать четыре часа в сутки – день и ночь играли в карты. Преферанс был далеко не единственной игрой, в которую играли. Играли во все. Одна игра перетекала в другую. В день приходило по двадцать-тридцать человек, одни уходили, другие их сменяли. Многих я знал только в лицо, а не по имени. С улицы просто так никого не пускали. По предварительному согласованию с Шуриком кто-то из «членов клуба» приводил своих знакомых. Блядей не было, только мужики, только игра в карты.

Три комнаты были отданы под катран. Стояли столы, ломберные столики, стулья, кресла, кожаные диваны – все подготовлено под игру, чтобы прожигать жизнь. За каждым столом играли в свою игру. Одна компания перетекала в другую, люди переходили от стола к столу. Я приходил, переходил из комнаты в комнату и выбирал, в какой компании я сегодня буду играть – два часа за одним столом, двенадцать часов за другим. Играли в очко, фрап, буру, штос, три листика, деберц и преферанс. Помимо преферанса, я любил штос. Штос – игра еще пушкинских времен. Тогда ведь играли в две игры, в преферанс они тоже играли, но главной игрой был штос. Тупейшая игра, но азартная, особенно если играть на большие деньги. Правила просты: из колоды вынимается карта, одна твоя, другая моя. Чья старше, тот выиграл – вот и вся любовь.

Сожитель Самвел держал постоянно действующий фуршет в соседней, специально для этого предназначенной комнате. Настоящий хороший стол, все продукты с рынка и из подвалов лучших московских магазинов. Горячего он не держал, только холодные закуски: икру, севрюгу, белугу, крабы, сыры, буженину и, конечно, выпивку. Выпивка была любая, такого набора ни в одном московском ресторане не предлагали. Но игроки пили понемногу, потому что все приходили играть в карты, а для этого голова должна быть ясная. Тут каждый понимал, что играть в пьяном виде – просто отдавать свои деньги, а все ведь выиграть хотели. Фуршет был платный, ровно в десять раз дороже, чем эти продукты официально стоили, но люди все равно пользовались. Когда большие деньги на кону разыгрываются, то не имеет никакого значения, сколько при этом с выигрыша или проигрыша платится за еду.

Публика была в основном деляги, цеховики, все те же директора гастрономов и даже один вор. Он был симпатичный парень, Дима из Карлсруэ. Очень неплохо играл в преферанс, один из лучших игроков. Не интеллектуал, ничего не читал, но соображал быстро и прекрасно разбирался в людях. Он сел года на три за бандитизм. Когда он вернулся – никто не знал, чем он занимается, – то в ответ на вопросы, где он пропадал, Дима сказал, что был в Карлсруэ по делам. Так за ним и укрепилось это имя. На самом деле был он в зоне. С подельником они надевали милицейскую форму и шли по цеховикам с обысками. Те не жаловались, разумеется, потому что деньги сами зарабатывали незаконно. Но Диму взяли в конечном итоге.

Я играл в преферанс всегда только в двух вариантах – или зарабатывал деньги, или просто развлекался. Это зависит от того коэффициента, по которому играешь. Если коэффициент маленький, то деньги заработать нельзя. Если же коэффициент большой, тогда есть смысл играть по-настоящему, для того чтобы заработать. У Шурика по очень серьезному коэффициенту шла игра. Сам Шурик хорошо играл, очень хорошо. У нас с ним шел постоянный спор, кто из нас играет сильнее, каждый считал, конечно, что он сам. Я уходил к Шурику на сутки – невозможно было выбраться оттуда, одна игра, другая, третья, в перерыве я выпиваю с кем-то, там можно было обсудить рабочие дела. В общем, настоящий закрытый клуб. Все то же и в пушкинское время происходило. Социальная жизнь за окном не имеет никакого значения, помещиков сменили большевики, капитализм сменился социализмом, а люди как играли, так и играют. Всегда.

Милиция в катран к Шурику никогда не заходила. Я убежден, что осведомителем, стукачкой была Зинаида Петровна, которая еженедельно сдавала отчеты. Никаких доказательств у меня нет, даже намеков, но так я думаю из общих соображений. Зная устройство совка, я понимаю, что иначе быть не могло.