Она прошла уже, миновала, ее больше нет. Есть только завтра,и надо смотреть ему в глаза. Нельзя сделаться жалкою добычею отчаяния. Нельзя,невозможно, чтобы взор Провидения, устремленный на тебя, подернулся дымкойпрезрения!..

* * *

Чудилось, едва забылись сном, как загрохотал засов,заскрипела дверь, и в свете нарождающегося дня на пороге появиласьГюлизар-ханым.

– Вставайте! – хлопнула она в ладоши. – Подите во двор!

Ее появление было столь неожиданно, а голос столь свиреп,что невольницы, как стая перепуганных птиц, выпорхнули из подвала, спешапоскорее миновать грозную огромную Гюлизар-ханым.

Женщины очутились в уютном внутреннем дворике, вымощенномкамнем, уставленном по углам кадками с розовыми кустами. А посреди дворика былосделано углубление для водоема.

– Ну! – повелительно произнесла Гюлизар-ханым. – Всераздевайтесь и в воду, живо! Ну?

Полонянки стискивали на груди рубахи, сжимали между коленямиюбки. Жалобные причитания возобновились. Это так разгневало Гюлизар-ханым, чтоона выхватила из-за пояса татарскую плеть-камчу. Взмахнуть ею не успела, потомучто и она, и пленницы с изумлением уставились на Лизу, которая в это времяскинула свой изодранный терлык и кинулась в водоем, испустив при этом вопль,который нельзя было истолковать иначе, как знак исступленного восторга.

Лиза окунулась с головой, вынырнула и, хохоча, забила поводе ладонями, забыв обо всем на свете.

Глядя на нее, полезли в воду и другие пленницы.

И вдруг это несравненное блаженство было нарушено. В ушивонзился такой оглушительный вопль и визг, что Лиза по пояс выскочила из воды.То, что она увидела, привело ее в ужас: свора бекштаков, высыпавших из ворот,окружила бассейн. С налитыми кровью глазами, с искаженными от вожделениялицами, похотливо урча, они тянулись к обнаженным, суматошно мечущимся женщинам.И вот один из янычар свесился с бортика, вцепился в волосы Параски, котораяоказалась всех ближе к нему, и грубо вытащил ее из воды.

Параска рванулась было, но бекштак сбил ее с ног сильнымударом и поволок за волосы в угол двора.

Распалившиеся крымчаки набросились на пленниц, так жебезжалостно вытаскивая их из воды и насилуя тут же, на каменных плитах. Женщинна всех не хватало. Оставшиеся без добычи торопили тех, кому повезло бытьпервыми.

Лиза так и оцепенела посреди водоема, расширенными глазамиглядя на этот содом. Какой-то бекштак жадно тянулся к ней с бортика.

Она метнулась вперед и так дернула за шею склонившегосякрымчака, что он ухнул в бассейн. Лиза в два сильных взмаха очутилась упротивоположного края водоема, вылетела из него как ошпаренная. Но тут же едване свалилась обратно: прямо перед нею горой возвышалась Гюлизар-ханым с камчойнаготове.

– Вот ты и попалась, – насмешливо процедила из-под своихчерных шелков.

Но Лизу уже ничто не могло остановить. Она нырнула подзанесенную камчу и нанесла такой удар в тугую, будто немятое тесто, грудьГюлизар-ханым, что черная фигура с тяжким хрипом откачнулась, роняя плеть. Лизатолько того и ждала! Схватив камчу, отскочила к стене, прижалась спиною,рассыпая вокруг такую дробь ударов (не прошли даром уроки табунщика Хонгора!),что ринувшиеся к ней бекштаки невольно попятились. Сверкнул ятаган. Лиза резкимударом выбила его, следующим ожгла какого-то крымчака так, что он схватился заголову, из-под пальцев сочилась кровь.

Надругательство над беззащитными женщинами было прервано.Бекштаки, оставив стонущие жертвы, подбегали к строптивице, не осмеливаясь,однако, приблизиться вплотную: хлыст извивался в ее ловкой руке неутомимойзмеей.

– Эй, ты! – раздался вдруг голос Гюлизар-ханым.

Бекштаки расступились, и Лиза увидела, что фурия в черном,подхватив чей-то ятаган, приставила его к горлу Ганки, которую держала заволосы. Жертва даже дернуться не могла – острие тотчас полоснуло бы ей по шее.

– Если не опустишь камчу, я перережу им всем глотки поочереди, – сказала великанша без всякой угрозы в голосе, совсем спокойно,однако Лиза поняла: так и сделает. – Пока еще не поздно, ты исполнишь свой долгперед воинами господина и не будешь наказана. Но если мне придется убить твоихсоплеменниц, ты так просто не отделаешься!

– Дай ты им, дай этим гаспидам! – хрипло выкрикнула Ганка. –Ай тебе впервой? Колешься, як буркуль[45] при дороге, а нам с того пропадать?!

Лиза смотрела остановившимися глазами.

«Видно, Бог против меня!»

С коротким рыданием она отшвырнула камчу, припала спиною кстене, зажмурилась, закрыла лицо руками, ожидая, что вот сейчас вцепятся в неепотные руки, повалят на камни…

Но торжествующий вопль бекштаков резко оборвался. Никто небросился к Лизе, никто не хватал ее, не тащил, не бил. И она осмелиласьвзглянуть сквозь растопыренные пальцы.

И в этот миг на ее плечо что-то упало сверху.

Лиза вскинула голову. Да так и обмерла. Прямо над нею, настене, стоял какой-то человек в шароварах из отливающей золотом парчи, в такойже безрукавке и сверкающей чалме.

Скрестив на груди руки, он холодно глядел на поверженных ницвоинов. Заметив, что Лиза подняла голову и уставилась на него, он перевел нанее взгляд; и вдруг мгновенная улыбка тронула его твердые, темные губы,окруженные тонкими усами.

Стоя там, на стене, он казался невероятно высоким. И она всесмотрела, смотрела на него, забыв об опасности, до боли закидывая голову ищурясь от игры солнечных лучей на переливчатой парче…

Легко и бесшумно, словно птица спорхнула с ветки, незнакомецспрыгнул со стены и стал рядом с Лизою.

Он все еще улыбался ей, и в его улыбке не было ни угрозы, нинасмешки, а ведь только это и привыкла видеть Лиза! И, завороженная егоулыбкою, она вдруг ощутила, что и ее губы чуть дрогнули.

Глаза незнакомца на смуглом, молодом, красивом лице былиудивительного золотисто-зеленого цвета, словно пронизанные солнцем драгоценныекамни. Из них изливалась такая нежность, что Лиза, не веря себе, невольносделала шаг к нему.

О, если бы в них билась только похоть, если бы он вдругвцепился ей в волосы, повалил, приставил к горлу кинжал!.. Но он толькоулыбался, только смотрел, обливая Лизу этим взглядом, как живою водой; онтолько протянул руку и осторожно, будто робея, коснулся ее груди.