– Ладно, хватит попрекать меня моими же словами. Я – такой же человек, мне тоже свойственно ошибаться. – Помолчав, берсерк медленно сказал: – Значит, одна из дочерей Агнес пошла против воли матери. Представляю гнев Агнес.

Морриган кивнула. Для ведьмы невероятно унизительно, если ее сын или тем более дочь не желали идти по стопам матери и выбирали свою собственную дорогу – пусть даже речь шла просто о другой школе магии. Если же дочь ведьмы и вовсе отказывалась от колдовского дара… Это могло закончиться для нее изгнанием из семьи. Либо – при лучшем раскладе – презрением матери, потерей уважения и навсегда испорченными отношениями.

– Но значит ли это, что Эмма отказалась от дара? – задумчиво произнесла Морриган, разглядывая жизнерадостное лицо младшей дочери Агнес Фитцджеральд, теперь скрытое за непроницаемой маской.

– Что ты имеешь в виду? – заинтересовался Дэмьен.

– Что, если она стала зеркалицей? – Морриган постучала пальцем по губам. – Скажи, кто может снять маску?

– Только серая стража. Это целый обряд, потому что, однажды надетая, маска держится на лице как приклеенная – чары сращивают маску с кожей и костями черепа. Даже при помощи чужой магии снять маску невозможно – разве только, если отрубить голову вместе с ней. Плюс еще нужно расплести печать, запрещающую колдовать – поверь мне, она гораздо серьезнее, нежели та, что я нарисовал на твоей коже. И расплести ее может, опять же, только серая стража. Да и, Морриган, срок Эммы был не таким уж и большим – всего лишь три месяца изгнания из общества и ношения маски.

– Где вообще обитают маски? – продолжала допытываться она.

– Им не запрещено свободно передвигаться по Пропасти, но запрещено заходить в большинство общественных мест. Жителям запрещено разговаривать с маской, помогать ей едой или деньгами. Увидят – накажут по всей строгости закона. Существуют специальные монастыри, где масок кормят бесплатно – в основном, именно там они и обитают. Они и сами сторонятся людей: если серая стража узнает хоть об одном нарушении, срок ношения маски увеличится. А этого не хочет ни один осужденный, поверь мне.

Что-то в его словах заставило Морриган вскинуть голову и внимательно заглянуть в серые глаза.

– Ты был маской?

– А ты проницательна. – Никакой горечи, никакой печали, только насмешливо приподнявшийся уголок губ. – Недолго. Но, поверь мне, быть вычеркнутым из жизни, забытым всеми и обезличенным – самое худшее из всех возможных наказаний.

Морриган не знала, что на это сказать, поэтому предпочла вернуться к делу.

– Ты можешь узнать, когда серая стража осудила Эмму, надев на нее маску?

– Да, конечно. Это среди рядовых жителей Пропасти не принято говорить о масках. У меня есть знакомый среди серой стражи. Если дашь мне несколько минут, я все разузнаю.

Дэмьен снова исчез в одной из многочисленных комнат особняка, оставив Морриган наедине с беспокойными мыслями.

Эмма Фитцджеральд не была похожа на серийного убийцу, да и то, что, вместо веретничества она могла обратиться к зеркальной магии – лишь предположение, ничем пока не обоснованное. Но за свою бытность Охотницей Морриган повидала достаточно, чтобы с уверенностью заявлять: в тихом омуте черти водятся. Зачастую за весьма приятной личиной скрывались безжалостные ведьмы и колдуны. Да и обычные люди, лишенные магического дара, преподносили немало сюрпризов.

Заслышав за спиной шаги, она обернулась. Дэмьен выглядел задумчивым.

– Эмму Фитцджеральд провозгласили маской три недели назад – то есть за три недели до нападения на Агнес, Линн и Оливию, – сообщил он.

– И почти за две недели до нападения на Рианнон, – пробормотала Морриган. – И что же она совершила?

– Украла у одного из местных магов зачарованный родовой кулон. Магия в нем совершенно безобидная – связана с подчинением сновидений своей воле.

– То есть осознанными сновидениями? – уточнила она.

– Почти. Только сильнее и результат гарантирован. Засыпаешь, сжимая в руках кулон, и представляешь картины, которые хотел бы увидеть во сне. А дальше воображение и магия кулона делают свое дело, насылая желаемые сны, очень подробные и яркие.

– И зачем ей понадобилось красть этот кулон?

Дэмьен пожал плечами.

– Это был один из балов, устроенных Линн Фитцджеральд. И, по словам свидетелей, именно там маг Дома Ассона похвастался своим кулоном. Эмма в шутку предложила продать ей такую замечательную вещицу, на что он ответил, что это родовой кулон и может принадлежать только его семье. И все бы забыли об этом разговоре, если бы месяц спустя Ассон не заявил о пропаже кулона.

– И что, серая стража взялась за это дело? – Морриган выгнула бровь.

– Серую стражу кражи не интересуют. Они занимаются лишь убийствами – это тебе не Департамент Кенгьюбери, некоторые отделы которого берутся за самые незначительные преступления. Здесь ситуация иная – если обвинитель сможет доказать факт преступления и поймать вора – его осудят. Нет – обвинителю придется ждать, когда вор кого-нибудь убьет. Только тогда серая стража пойдет по его следу.

Хмыкнув, Морриган покачала головой. Нет, все-таки жить в Кенгьюбери намного безопаснее. Правда, сейчас она была вынуждена согласиться с Дэмьеном: куда менее страшной казалась перспектива отсидеть положенный срок в тюрьме, нежели… стать маской.

– Получается, что Ассон сумел доказать виновность Эммы. А серая стража вообще задумалась о том, зачем дочери королевы города, которая явно не нуждается в деньгах, красть у кого-то? Да и что? Несчастный амулет?

Берсерк помолчал.

– Эмма слыла мечтательницей, любила читать, вложила часть семейной казны на постройку библиотеки, больше похожей на средних размеров дворец. И на том вечере выказала немалый интерес к кулону Ассона – даже по меркам Пропасти, где можно обнаружить все, что угодно, по-своему уникальной вещицей. Его зачаровала еще прабабушка Ассона, обладательница редкого сновидческого дара. – Дэмьен пожал плечами. – Не забывай, она выросла в семье Агнес Фитцджеральд. Кто знает, может она по жизни вела себя как капризная принцесса и была уверена, что все сойдет ей с рук?

– Но это, знаешь ли, очень удобно – стать маской как раз накануне нападения на семью Фитцджеральд. Глупо подозревать маску в преступлении с использованием магии, ведь колдовать они не могут. А значит это – идеальное прикрытие. Агнес ведь тоже в свое время прикрывалась маской, чтобы выведать планы врагов. Что мешало Эмме пойти по стопам матери? Ей ничего не стоило сговориться с кем-нибудь, украсть кулон у Ассона, попасться, стать маской на пару-тройку месяцев… а после – или освободиться от оков маски, восстановить способность к колдовству и убить мать и сестер… или – если, по твоим словам, это невозможно – дождаться, когда ее сообщник, зеркальник или зеркальница, уничтожит ее семью. После этого Эмме остается только дождаться конца срока ношения маски… и стать королевой Пропасти.