Спросите: а какой в этом смысл? Эх, дуболомы! Муж-то уверен, что платье куплено им. Любовник точно знает – его подарок. Ни у первого, ни у второго – ни подозрений, ни ревности. А у финтифлюшки нашей – шикарное платье и две штуки баксов в кармане.

Однако на этот раз никто из водителей не засмеялся.

– От бабы! – в сердцах сказал один. – Как из нашего брата деньги вытягивают! Теперь десять раз подумаю, прежде чем куплю ей что-нибудь!

– Тьфу! – сплюнул другой. – А я своей недавно платье купил, прямо перед рейсом. Вот и думай тут, что хочешь…

Сергей усмехнулся, покачал головой. История и впрямь была любопытная. Он бы и улыбнулся, может, бабской находчивости, да ныла под сердцем и стучала в висках боль об Аленке.

«Аленка… Девочка моя. И не жена, и не любовница… Каким дураком я был! Не ценил, что тебе от меня не деньги нужны. Человеческие чувства, обычное тепло. Теперь, наверное, до конца дней вспоминать тебя буду…

Аленка… Милая моя, хорошая… Прости…»

Водители начали потихоньку разбредаться по кабинам. У костра остались несколько «сов», продолжавших развлекать друг друга историями из жизни. Потом засобирались «по домам» и они. Всем предстоял трудный рабочий день.

Сергей дождался момента, когда на площадке у костра никого не осталось, а свет в кабинах погас. Он еще раз прошел вдоль машин, выбрал одну, в которой на полу валялись куски поролона – разодранная упаковка какого-то товара. Бесшумно забрался в фургон, устроился у самого края настила. Лежал долго, глядя на звездное небо. Сон не шел, было грустно и одиноко. Как и несчастному коту из истории Михалыча, Сергею хотелось тепла, чьего-то участия. В первый раз за много лет. Возможно, потому, что раньше были люди, к которым можно было пойти, рассказать о своих проблемах. Просто молча посидеть на кухне, мешать ложечкой чай, зная: ты не одинок. Ты – на своем месте. Тебя любят и ценят.

Люди были. А теперь их нет. Сергей Поздняков остался один, совсем один. Как бездомный кот, который искал хоть капельку тепла, но видел пинки, камни и ненависть во взглядах. Он получил то, к чему тянулся, лишь умирая, в миг, когда не оставалось сил, чтоб прожить хотя бы еще один день. И будущий бомж Михалыч закопал несчастного зверя на краю кладбища, где две с половиной тысячи безымянных крестов…

Бывший преподаватель философии спал в дальней комнате домика, когда в его жилище ворвались подручные Яреса. Бомж громко храпел, а потому не требовалось обладать аналитическим складом ума, чтоб понять, где хозяин. Обитателя свалки сдернули с деревянной кровати на пол, за ноги потащили наружу. Над свалкой разнеслись крики Михалыча, но они не отогнали ни смрад, ни ночную тьму.

– Обработайте! – коротко бросил Ярес. – Аккуратно! Так, чтоб говорить мог.

Михалыча били без особого старания, не стремясь сломать кости, выбить позвонки или суставы. Просто пинали, чтоб быстрее врубился что к чему.

Ярес не хотел тратить на грязного пьянчужку много времени. Не только потому, что на свалке отвратительно пахло и дышать здесь было трудно, но и потому, что Сергей Поздняков прошел тут много часов назад. Следовало как можно быстрее узнать планы, маршрут движения беглеца, сесть ему на «хвост»…

Поначалу Михалыч пытался закрываться руками. Прятал лицо в ладони, старался подтянуть ноги к животу. Но его били несколько человек, с разных сторон, не только спереди, но и сзади, по почкам. Бомж перестал сопротивляться, замер на черной земле бесформенным рыхлым мешком.

– Быстрее! – потребовал Ярес.

Вялое аморфное тело оторвали от земли, повалили на тот самый деревянный стол, за которым недавно пили коньяк хозяин домика и его гость. Ярко вспыхнули автомобильные фары. Кто-то навалился на ноги Михалычу, руки ему скрутили за спиной, голову запрокинули назад, резко дернув за волосы. Михалыч успел заметить, как в ладонях одного из мучителей блеснул нож, а спустя миг почувствовал: острое лезвие начало резать горло. Он задергался в руках бандитов.

– Говори! – потребовал Ярес. – Хочешь жить – говори! У тебя сегодня был гость? Вот этот мужик?

Начальник службы безопасности секретной лаборатории ткнул в лицо пленника фотографию Сергея Позднякова. Лицо Михалыча дрогнуло.

– На этот вопрос можешь не отвечать! – ухмыльнулся Ярес. – По глазам вижу, он был у тебя. Следующий вопрос: давно ушел?

Один из подручных крепче нажал на рукоять ножа. Теперь лезвие не только разрезало кожу, оно вошло глубже. Михалыч захрипел от боли, забился сильнее. Ветхий столик не выдержал нескольких здоровых мужиков, ножки треснули, и непрочная конструкция сложилась.

– Черт! – ругнулся Битый. – Шеф! Я чуть шею не сломал!

– Радуйся, что ему шею не сломал! – грубо прикрикнул Ярес. – Пока этот гад ничего путного не сказал!

– Заговорит! – ухмыльнулся бандит, убирая нож.

– Если горло перережете, говорить не смогу, – с трудом прошамкал Михалыч, сглотнув вязкую кровь.

– Остряк, – недобро оскалился мучитель. – А ну-ка, переверните его на живот!

Помощники Битого мгновенно выполнили приказ. Бандит наступил ногой на крестец бомжа, быстро нагнулся, ухватил несчастного за обе кисти и дернул их назад, на себя, выгибая пленника.

– А-а-а! – нечеловеческим голосом заорал Михалыч. – А-а-а-о-о-о!

Жидкое пламя обожгло спину, боль была страшная, невыносимая. Пленник судорожно дернул головой вверх, назад, словно это могло облегчить страдания. Потом беспомощно повис в руках мучителя. Битый чуть ослабил хватку, отпустил жертву.

– Отвечай! – потребовал Ярес. – Этот человек давно ушел?

Пленник попытался что-то сказать, но получилось слишком неразборчиво. У несчастного почти не осталось сил, все ушло в жуткий крик. Из разбитого носа текла кровь, страдалец дышал с трудом.

Ярес опустился на корточки рядом с допрашиваемым.

– Еще раз! – жестко приказал он. – Так, чтобы я слышал! Когда ушел этот человек?

– Не знаю, – невнятно повторил Михалыч. – Я на часы не смотрю…

И заорал от боли. Битый, подчиняясь команде босса, вновь выгнул пленника дугой. Затем Михалыча отпустили.

– Говорю же: не знаю точно, – чуть не плача, выдохнул бомж. Теперь он пытался говорить быстро и много. – Не смотрю я на часы! Не знаю, сколько времени! Солнце еще высоко было…

– Точно, босс! – подал голос один из подручных. – В доме у этого придурка много часов, но все разное время показывают. Да и вообще, зачем этому чмырю на свалке время? Жрет, спит, гадит и снова жрет.

– Согласен, – прикрыл глаза Ярес. Потом вновь посмотрел на бомжа. – Значит, этот человек ушел во второй половине дня, ближе к вечеру? Солнце еще не село?

Михалыч мотнул головой в знак согласия. Он был бы рад ничего не говорить про недавнего гостя, но по-прежнему чувствовал ботинок на спине, возле крестца. Верхняя половина тела висела в воздухе, и руки могли дернуть назад в любую секунду. Такую боль не вынести. Уже проверил…