Хамза знал, почему они не сражаются. Его повелитель, искушенный в науках, религии и философии, всем сердцем верил в знаки и пророчества. Год назад в этот самый день колдунья в Эдирне сказала ему, что первый выстрел должен прозвучать именно сегодня, в этот час, и тогда успех будет сопутствовать Мехмеду. Чем ближе был назначенный час, тем медленнее тянулось время, и султан хотел показать армии свою беззаботность. Потому и призвал коней и соколов.

Хамза остановился у садка. Красивая резьба, на ивовые дуги натянута черная кожа, внутри поделен на ниши. И в каждой – разделенная с соперниками – сидит на перекладине птица. Сокольник как раз сажал обратно одну из них, уже в клобучке, сокола-балобана по кличке Айша, который слетел с руки султана и вернулся назад без добычи. Так вышло уже с тремя птицами. Это отчасти объясняло хмурое лицо Мехмеда. Все понимали, что, когда рядом стоит лагерем армия, любая дичь будет быстро подстрелена или поймана сетью или силками. Однако Мехмед был человеком знаков и знамений. Перед началом множества убийств одно будет благоприятным.

Хамза смотрел на кожаные ниши. Он знал каждую птицу, большинство обучал сам в счастливые дни праздности. У каждой были свои особенности, каждая подходила для определенной местности и дичи. В этой земле, где почти все деревья срубили на частокол, прикрывавший городские стены, он считал балобана наилучшим выбором. Однако все они потерпели неудачу. Пришло время для чего-то другого.

– Вот эту, – указал он.

Сокольник торопливо отстегнул кожаные ремешки. Хамза натянул перчатку. Ему всегда доставляли удовольствия ощущения пальцев, скользнувших в гибкую кожу; взгляд радовала не только искусно выделанная перчатка, но и слова, вышитые на ней золотом. Он пробормотал их вслух. «Я пойман. Заперт в клетке плоти. И все же я сокол, что летает свободно». Когда он преподавал в эндерун кёлеж, его ученик сделал эту перчатку в подарок Хамзе. Исключительный ученик, принц, не меньше. Влад Дракула. Они были… нежны друг с другом, недолго. Но сейчас Дракула пропал – наверняка мертв, либо уходит от убийц по венгерским переулкам, не сумев удержать свой трон Валахии. Тем временем его младший брат, Раду Красивый, был одним из людей, теснящихся вокруг Мехмеда, по-прежнему его случайным любовником и доверенным лицом…

Путы были развязаны. Сокольник отступил назад. Хамза тихонько позвал: «Спокойно, мой красавец. Спокойно». Потом отвел клапан, засунул руку внутрь и положил ее перед птицей по кличке Баз Нама.

Ястреб-тетеревятник тут же ударил, и даже сквозь толстую кожу перчатки Хамза почувствовал его пробивную силу на своем большом пальце. Он подвел обе руки под перекладину, нащупал шнур, потянул, и птица, не разжимая клюва, переступила Хамзе на руку.

Его хорошо назвали «королем птиц». Дар князя московитов, он родился в каких-то снежных северных землях и сам был почти такой же ослепительной белизны, как эта земля. Его глаза были красными, хотя не с рождения. О ястребах-тетеревятниках говорили, что их глаза краснеют с возрастом от крови всех убитых жертв. Ибо все прочие ястребы убивали, только чтобы прокормиться, а этим нравилось убивать, и они убивали, пока могли летать.

«Да, – подумал Хамза, напевая, пока ястреб не поднял голову, чтобы его можно было погладить между красными глазами, – ты тот, кто нужен для этого полета».

Он повернулся, подошел к сидящим в седлах людям, остановился у стремени султана. Тот уже не хмурился, а широко улыбался.

– Баз Нама! – закричал Мехмед. – Да, Хамза. Да! Ты прав.

Он наклонился, чтобы сокольничий передал ему птицу. Ястреб переступил, устроился, вцепился клювом, как раньше.

– Айее! – вскричал Мехмед. – Ему не терпится убивать, как всегда. – Он обернулся к своим вельможам. – Как и мне. Время почти пришло. Поскачем.

Хамза вскочил в седло. Ударив лошадь каблуками, Мехмед поскакал вверх по склону холма. С холма они увидели перед собой небольшую долину, заполненную солдатами; на склоне следующего холма их было еще больше. За ними вырисовывались стены Константинополя. Поразительно, как десятки тысяч людей повиновались приказу молчать. Всадники слышали хлопанье знамен на укреплениях, фырканье лошадей, даже звон серебряных колокольчиков на стяге султана, стоящем слева у его командного шатра.

И Хамза, который следил за чистым небом, а не переполненной землей, услышал что-то еще – слабый, но отчетливый смех. «Ха-ха-ха-ха-ха-ха», – донеслось до него, и Хамза сообразил, что это не человек, как раз в ту минуту, когда заметил его источник, взлетающий над шеренгами на противоположном холме.

– Вон там, эфенди, – закричал он, от волнения забыв все прочие титулы султана. – Там!

– Вижу, – крикнул в ответ Мехмед.

Он привстал на стременах и спустил птицу с руки. Ястреб упал к земле, потом быстро набрал высоту; могучие крылья быстро несли его вперед, зоркие глаза уже нацелились на добычу.

– Это какой-то вид голубя, повелитель, – заметил Хамза, кладя руку в перчатке на локоть Мехмеда, заглядевшегося на охоту. – Смотрите, как он падает.

– Да. Но голубь еще не увертывается, – ответил султан. – Разве он не видит моего короля?

Смеющийся голубь летел прямо вдоль рядов. Солнце сверкало на шлемах тысячью точек света, ослепительным блеском. Только в последнюю секунду, когда прямо под ним вспыхнуло белое, голубь заметил. Но было уже поздно.

Мужчины следили за знакомыми повадками ястреба. Пять взмахов, планирование; потом, поскольку это был голубь, Баз Нама перевернулся на спину, чтобы ударить снизу. Голубь отчаянно рванулся влево, но не успел. Когти схватили, сжались. На секунду показалось, что две птицы застыли в воздухе. Потом они начали медленной спиралью спускаться к земле.

Хамза и Мехмед все еще держались за руки, завороженные этим спуском. Потом рядом послышалось негромкое покашливание. Они посмотрели вниз. Один из писцов султана стоял у его стремени.

– Час пришел? – очнувшись, спросил Мехмед.

Писец поклонился. Мехмед убрал руку от Хамзы.

– Забери птицу, джакирджибас, – сказал он. – И принеси ее мне туда.

С этими словами султан направил коня вниз по склону, в промежуток между отрядами, к соседнему холму.

Хамза подошел к ястребу. Тот едва начал рвать свою добычу и потому легко отвлекся на свежее мясо цыпленка и был заманен на перчатку. Хамза засунул голубя в мешочек и, проскакав короткий путь до садка, посадил ястреба обратно на перекладину и убедился, что сокольник положил туда достаточно мяса. У Баз Намы есть время как следует наесться. Хамза подозревал, что теперь его не скоро отпустят в полет.

Он присоединился к вождям армии на соседнем холме. Как и у Эдирне, три месяца назад, все они спешились и собрались у большой ямы в земле. На ее дне, заклиненный бочками с землей, на деревянных катках лежал василиск. Хотя Хамза уже много раз видел эту огромную пушку, ее чудовищность не позволяла привыкнуть к ней. Все, что требовалось сделать, уже было сделано. В яме с чудовищем остался только один человек – трансильванский пушкарь, Урбан, как всегда покрытый грязью и сажей. Его глаза сияли на черном лице, как красный свет зажженного фитиля, который он держал в руке.