Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Избавиться от своих воспоминаний. И от своего личного демона, который сидел где-то там, внутри, и все это время грыз ее.
Демона по имени Виктор Титов.
Она знала, что должна не забыть, а суметь совладать с прошлым. Принять его. Суметь с ним жить. Однако не могла этого, просто не могла…
Дверь спальни распахнулась, и в комнату влетел Павлик — ее пятилетний сын, их с Сашей единственный и обожаемый ребенок.
— Мама, мамочка! — завопил Павлик, бросаясь на постель. — С днем рождения тебя, мамочка!
И, целуя в нос Вику, гордо встал на скомканном одеяле и продекламировал:
— Расти большой, не будь лапшой! Мамочка, какая ты у меня хорошая!
Вика же, чувствуя, что к горлу подкатывает комок слез, таращилась на скомканное одеяло. Снова это была деталь из прошлого — скомканное, правда, тогда окровавленное одеяло, которым было прикрыто тело ее отца, убитого Титовым, — отца, который мог бы стать великолепным дедом для Павлика, в честь него и названного.
Как, впрочем, и мама стала бы для Павлика любящей заботливой бабушкой. А так у ребенка имелись только дед и бабка со стороны ее мужа Саши — отличные, хорошие, добрые люди.
Но не ее родители. Потому что ее родители были мертвы уже больше двенадцати лет.
Усилием воли заставив себя слушать то, о чем, скача по кровати, по скомканному одеялу, радостно вещал Павлик, Вика все думала о Титове.
Когда же это прекратится?
— Так, дорогой отпрыск, живо умываться! — заявил, выходя из ванной и вытирая волосы полотенцем, Саша. — И оставь маму в покое, у нее ведь сегодня день рождения!
— А почему? — засмеялся, бросаясь к отцу, Павлик. — В покое — это когда у тебя не день рождение. А в день рождение надо веселиться и прыгать на кровати!
— День рождения, золотце! — Вика слабо улыбнулась. Да, ребенок был, конечно же, прав. Он не виноват, что у его матери большие психологические проблемы.
Даже двенадцать лет спустя, после всего пережитого ужаса, отчасти — если приплюсовать кошмарные события до июньского вечера, когда был задержан Титов, — уже тринадцать.
Тринадцать… Чертова дюжина.
И посвящать Павлика — ни в будущем, ни тем более сейчас — в свое прошлое она не намеревалась. Впрочем, не столько в прошлое, сколько в настояще. И неужели в будущее тоже?
Наблюдая за тем, как Саша, человек, которого она любила так же сильно, как когда-то любила Игоря (нет, нет, нет… Их нельзя сравнивать!), подкидывая сына к потолку, дурачится с ним, Вика поняла: она должна окончательно оставить прошлое в прошлом.
Только вот что делать, если прошлое против ее воли, как склизкий гад, вползает в настоящее?
— Умываться и чистить зубы! — распевал Павлик, которого Саша, подхватив на руки, понес из спальни в коридор. — Мамочка, а у меня для тебя подарочек имеется.
Вика улыбнулась и услышала голос мужа:
— Павел Александрович, конечно же, ты вручишь маме подарок, но за завтраком. А сейчас умываться и чистить зубы!
— А мамочка тоже будет умываться и чистить зубы? — донеслось до Вики, и она, понимая, что сын прав, решительным жестом откинула одеяло.
Скомканное окровавленное одеяло…
На мгновение, таращась на него, Вика в самом деле поверила, что на одеяле проступили пятна крови. И что из-под его складок выглядывает человеческая рука с пистолетом.
Рука ее мертвого отца.
Усилием воли Вика вернулась в реальность. Наверное, все же следует прибегнуть к тем сильным нейролептикам, о которых вел речь ее последний лечащий врач. Но в этом-то и дело: она не хотела прибегать к таблеткам, к тому же столь убойным.
Кажется, даже насмерть убойным.
Потому что, выходит, она… Она, как и Титов, по прихоти которого она вынуждена страдать и постоянно думать о прошлом, шизоид?
Зайдя в душевую кабинку, Вика включила горячую воду и, подставив свое тело под упругие струи, заметила, что так и не сняла кольцо с изумрудом, подарок мужа на свой день рождения.
Последний с двойкой в начале — да, в сентябре следующего года ей исполнится уже тридцать.
Вика сняла кольцо, открыла дверцу кабинки, чтобы положить украшение на полочку, — и вдруг, случайно взглянув в уже покрытое легким налетом пара зеркало, заметила отражение спальни сквозь приоткрытую дверь и поняла, что там, в комнате, кто-то находится.
Нет, не кто-то, а Виктор Титов. Стоит возле кровати и протягивает руку к скомканному одеялу.
Окровавленному скомканному одеялу.
Распахнув дверь и не выключая воду, Вика, полностью обнаженная, ринулась из ванной в спальню.
Чтобы убедиться, что там, конечно же, никого нет. Она даже присела около кровати, желая убедиться, что…
Что на одеяле нет пятен крови.
Чувствуя, что на глаза наворачиваются слезы, Вика вернулась в ванную и, с силой закрыв дверь в спальню, снова встала под душ.
Вот ведь идиотка!
Хотя не идиотка, а псих. Конечно, не такой буйный и опасный, каковым был Титов или его ментор, покойный Роберт Иванович (его тела так и не нашли, по всей видимости, Титов похоронил своего учителя в одном только ему известном месте), конечно же, не такой буйный и не такой опасный, однако все же псих.
И, что ужаснее всего, сделал ее психом именно Витюша…
Это его подарок к ее дню рождения?
В который раз усилием воли заставив себя думать о рабочих делах и о том, что в этом году день рождения приходится на пятницу, а впереди — выходные и день отпуска, Вика расслабилась.
Попыталась расслабиться.
Все же Саше с ней тяжело. Во всяком случае, нелегко. Все эти ее ночные кошмары. Беспричинные смены настроения. Апатия. Резкие замечания. Слезы.
Но то, что они вместе уже почти семь лет и что у них прелестный любимый сын Павлик, свидетельство того, что Саша по-настоящему любит ее.
А вот она — любит ли она Сашу?
Выключив воду, Вика вышла из кабинки и принялась вытираться.
Что за вопрос? Конечно же, она…
Любит его? Или просто неимоверно ему благодарна за то, что… Что он ее любит? Терпит? Так ласков к ней? Подарил ей сына?
Конечно, любит — причем, кажется, даже больше, чем сына, хотя в этом Вика никогда бы никому не призналась.
Вика подумала о первом мужчине в своей жизни. Игорь Ломакин.
Как ни крути, но Игоря она тоже все еще любила. По крайней мере для него было место в ее сердце. Но было ли место там для ее мужа, Саши?